— Люк... — она зависает как раньше, наклонившись назад, чувствуя, как скользит пятка, всей спиной чувствуя бездну, в которую вот-вот упадет, но в этот раз ей можно...
И она выкидывает свободную руку вперед, вцепливаясь в Люка так, словно от этого зависит ее жизнь, Сила, да она готова запрыгнуть на него с ногами, как пустынные джахи, потому что она настоящая трусиха.
— Рэй, что такое... — ему не надо спрашивать, она сама открывает свое сознание, хотя это запрещено, и образы выходят слишком уж яркими, жуткими, просто невыносимыми. — О Сила, ты боишься воды?
Она только кивает. Отбрасывает в сторону ненужный меч и еще сильнее вжимается в Люка. Она уже промокла насквозь, продрогла и еле стоит. Только потому, что среди остального нестабильного мира Люк просто сосредоточие уверенности и спокойствия. О держится, потому что держится он.
— Простите, — она вжимается лицом в его рубаху, и слова выходят приглушенными, их, наверное, даже не слышно. — Я не хотела, чтобы вы посчитали меня... — ей нелегко признаваться в своих страхах. — Недостойной. Стать вашей ученицей.
— Это было глупо, Рэй. И ужасно храбро с твоей стороны. Я оценил, — его успокаивающий голос действует на нее лучше любых похвал. — Но в следующий раз тебе стоит сказать ДО того, как что-нибудь снова произойдет.
— Ага, — она кивает, не желая отстраняться. Наконец ей тепло, думает Рэй. В руках Люка тепло даже тогда, когда по затылку барабанят ледяные капли воды, сползая вниз, к лопаткам.
— Идем обратно, — он словно не понимает, до чего же ей сейчас хорошо и неловко одновременно, что она боится отнять лицо от его рубахи, — иначе придется снова выхаживать тебя от смертельной простуды.
— Ничего подобного, я не заболею! Апчхи! — тут же давится она, в носу ужасно свербит, но это никакая не простуда, это из-за бороды Люка. Щекотно. — Ладно. Идем.
Чтобы отцепиться от него, ей нужно минут десять, не меньше. И она наслаждается ими на всю катушку. Когда еще такое будет.
Но с этих пор словно что-то незримое, установившееся между ней и Люком, рушится. Расползается как ветхая ткань, которую пора выбросить.
Теперь он позволяет себе коснуться ее макушки, трепля волосы, словно Рэй ребенок. И не отстраняется, когда она делает это — ужасный проступок, Рэй, гореть тебе за это! — в ответ.
Она даже набирается смелости и инспектирует его железную руку, а затем носится по хижине, перерывает всю свою спальню в поисках заветного ящичка с инструментами, стащенного с Сокола. Можно только надеяться, что с кораблем ничего за это время не произошло.
— Я не делала этого раньше, но я уверена, что могу починить.
— Рэй... — пытается остановить ее Люк. — Все нормально.
— Нет, серьезно! — Рэй впихивает в себя последние ложки супа и отставляет плошку, вываливая на это место все инструменты. — Это сложно сделать нерабочей рукой. А мне нужно всего лишь пару...— она пробегается по металлическим пластинам, слегка погнутым и выщербленным за время службы, — разиков... подкрутить. Можно? — она смотрит на него такими глазами, что он не может ей отказать. А кто бы попробовал.
Впервые за долгое время на Ач-то Рэй чувствует, что может отплатить ему хоть как-то.
— Пожалуйста... Люк.
— Ну ладно, — сдается он. — Только не открути мне ее целиком. Еще пригодится.
— Пф! — Рэй судорожно заталкивает мешающие пряди за ухо и нагибается к протезу так близко, что может видеть все крошечные проводки. Еще немного, и она...
— Ауч!
Его палец щелкает ее по носу, и это не случайно, совсем нет. Рэй ошарашенно отшатывается, а потом до нее доходит, и она кровожадно обещает открутить пару болтов прямо сейчас, чтобы он не оторвал ей нос ненароком.
Хотя работы там больше, чем на один вечер, или даже пару.
— Можно я продолжу завтра? — просит она. — Я... я сделаю все упражнения. И даже не засну во время медитации.
— Ладно, — соглашается Люк, но словно нехотя. И Рэй чувствует эту нотку почти враждебности в его голосе. Он сжимает и разжимает металлические пальцы, а затем прячет под длинным рукавом робы. И это похоже на... что-то знакомое выплывает из глубин памяти, что-то связанное с Джакку, с продажей металлолома, там был один мужчина, искалеченный во время... На стеснительность, вот на что это похоже.
Рэй молчит, надеясь, что ее мысли недостаточно громкие, чтобы их можно было услышать.
Все, что она может, так это сказать, уже собрав свои инструменты:
— Спасибо, что разрешили мне. Это очень важно для меня.
Рэй не надеется, что он поймет, что она хотела сказать. Ей и не надо.
Она учится плавать. Под присмотром Люка барахтается на мелководье, надеясь, что со стороны это не выглядит как крик о помощи, хотя соленой воды она наглоталась на лет десять вперед. Стоит ей остановиться на мгновение, как она камнем идет ко дну, оцарапывая бедро об острый камень, но не успевает захлебнуться. Что-то сильное, невидимое, удерживает ее. Поднимает наверх, выталкивает на поверхность и так и держит на плаву.
Люк, сидящий на берегу, даже не смотрит в ее сторону, его лицо обращено к солнцу, а глаза закрыты, и он точно наслаждается последними теплыми деньками, но Рэй знает, что он наготове.
— Я не утону, я не могу утонуть, — пытается она себя убедить. И голос, возникающий у нее в голове — это вообще не ее голос — согласен с нею.
— Не утонешь.
— Люк!
Рэй помнит первое и самое важное правило на этом острове — не лезть в чужую голову. Не подслушивать чужие мысли. Тогда почему же это происходит сейчас?
— Потому что у тебя проблемы с доверием, Рэй.
Ха, Рэй закрывает глаза и опускается чуть ниже. Теперь вода обволакивает ее почти полностью, оставляя на поверхности только часть лица. Чтобы дышать.
Ужасно непривычное ощущение, когда все звуки приглушены, разве что равномерный стук ее сердца никуда не девается.
— Кто бы говорил.
— Резонно, — соглашается с ней голос Люка. — Но тебе придется. Расслабься.
Она чувствует, как потихоньку уходит этот ощущение поддержки, мягкое прикосновение Силы тает, предоставляя ее тело самому себе, и оно — на удивление! — не тонет. Не падает камнем на дно.
Она просто лежит на воде. Чуть двигается, выныривая на поверхность, и открывает глаза.
Небо на Ач-то сине-серое, хмурое, но солнце на нем не потерять. Оно такое яркое, что кажется, вот-вот взорвется, пробиваясь сквозь облака.
— Я же говорил. Молодец. А теперь плыви. И не поднимай столько шума, ты распугаешь всю рыбу, и нам нечего будет есть.
Чуть меньше сдержанности ему идет.
Когда отцветают последние белые цветочки в клумбе перед хижиной, становится холоднее. И порги уходят на другую сторону острова.
Готовятся зимовать, как говорит Люк, и Рэй как-то даже жаль расставаться с этими мелкими пушистиками.
Они все еще ужасно горластые, вечно голодные и невероятно забавные. Особенно, когда сбиваются в стайку и следуют за Рэй гуськом, как будто она их предводитель. Люк шутит, что на самом деле они просто ждут, когда она свалится замертво, и тогда можно будет ее съесть, но Рэй в это, конечно, не верит.
А теперь, когда она остается наедине с Люком, веселья становится намного меньше.
Но зато можно сосредоточиться на тренировках. Рэй уже вполне себе может победить Люка в одном бою из трех, что, в общем-то, невероятное везение. Практика дает уверенность. Уверенность несет с собой победу.
Но Рэй по-прежнему считает удачей, если ей удается выбить из рук Люка меч. Силой, конечно.
Когда мечи ломаются — это все еще полые палки, достаточно легкие, чтобы не пришибить до смерти — и остатки летят в сторону, они сражаются с помощью Силы, а Рэй кидается на Люка, сбивая с ног.
Это грубая сила, это то, что из нее не вытравить никаким джедайским обучением, это в крови, и когда Рэй захлестывает ощущение опасности, она не сомневается ни секунды.