Из-за нее?
Онемевшие пальцы просто крутит от боли, и Рэй не успевает даже понять, как ее ведет из стороны в сторону, а затем прикладывает к камням со скоростью падающего тела.
То, что происходит дальше, она уже и не помнит. Остается только гул, усиливающийся, среди однородности которого наконец начинает выделяться шепот. Нечеловеческий, не принадлежащий ни одному из известных Рэй рас, но она все равно понимает его.
И Сила, которую Рэй не зовет, Сила просто в ней, и ее так много, что хватит на сотни морей Ач-то.
Она не помнит, как оказывается наверху. Как добирается до границы, за которой начинается другой мир, где есть Сила, и где — Рэй почти не верит своим глазам, за последние пару дней она все еще словно в беспробудном кошмаре — ее ждет Люк.
Он сидит на одном из камней и медитирует, но выглядит при этом не очень спокойно.
— Я здесь, — она добирается до него и падает на землю рядом еще раньше, чем он успевает прийти в себя или сказать хоть что-то.
Рэй прижимается щекой к его колену, цепляется исколотыми пальцами за робу — на чистой выбеленной ткани появляются грязные следы — и молчит.
Ей не нужно говорить, он и так обо всем знает, он ведь был там, и деревья спели ему ту же ядовитую песню. О том, что всегда есть Сила, разрушающая баланс, потому что это единственный выход, потому что баланс — это застой, и только его смерть дает движение. По замкнутому кругу.
— Я не хочу, — Рэй плачет без слез, вздрагивая, — не хочу стать причиной твоей смерти. Я не могу так поступить...
Она не ждет ответа, она не ждет ничего, но все равно вздрагивает, когда его рука, настоящая, теплая, прижимается к ее щеке.
Успокаивая, жалея и просто забирая часть боли.
— И этого не произойдет! Не случится, я не дам этому случиться... — Рэй поднимает голову и видит, что его лицо искажено страданием. — Ты знал обо всем с самого начала, когда я... когда ступила на Ач-то, ты уже знал, что я такое, да?
Люк не отвечает, за него говорят сжатые добела губы, тонкая полоска.
— И все равно позволил мне. Зная, что я... — вот теперь она по-настоящему плачет, щеки соленые от слез, в горле комок, ни проглотить, ни выплюнуть. — Нет. Я говорю, нет.
— Рэй...
— Ты... ты все для меня. Ты приютил меня, ты дал мне воду и еду, ты поделился со мной своим домом, ты даже научил меня Силе. И теперь ты хочешь забрать у меня все, что есть? У меня больше ничего нет.
— Некоторые вещи предназначены случиться, Рэй. С этим ничего не поделать.
— Это не было предназначено, — она целует его руку. Соль и пот.
И другую — горечь и металл, на вкус почти как кровь, потемневший от времени.
Поднимается с колен, целуя щеку, как приветствуют друга, потому что ей тоже нужно набраться храбрости. А затем в губы, чувствуя, как колет подбородок бородка.
Рэй целует, не ожидая ничего в ответ, потому что ей больше ничего не надо, она получила все, и, может, наконец пришла ее очередь отдавать в ответ.
Почему его глаза такие яркие, почему он весь словно охвачен огнем, бурлящей Силой. Почему так напоминает солнце, в котором можно сгореть дотла?
Потому что он не больше, чем человек, и отвечает на ее поцелуй.
Она складывает легкую одежду в стопки, аккуратно разглаживая складки рукой, а затем выходит наружу, оглядывая небо.
Оно чистое, ярко-синее, каким бывает перед первым снегопадом.
Люк останавливается рядом и без слов накидывает ей на плечи свой плащ.
Шерстяная ткань теплая, тяжелая, от нее пахнет дымом, и Рэй с наслаждением вдыхает этот запах.
— Они успеют до снега?
— Надеюсь, — пожимает плечами Люк и поводит плечами. Ему тоже холодно, но он просто старается не показывать виду. — Иначе застрянем тут до следующей весны.
— Это было бы не так уж и плохо, честно, — немного поддразнивает его Рэй. — По крайней мере, я бы смогла покататься с горы.
— Ты можешь сделать это где угодно.
— Так уж и где угодно, — ее дыхание дрожит, сбиваясь в облачка и уплывая вверх. — Здесь. Мне хотелось бы здесь.
— Тогда вернемся.
— Обязательно, — Рэй вытягивает руку из-под полы плаща и переплетает пальцы с пальцами Люка. А небо, сине-белое, такое прозрачное, что в него больно взглянуть, накрывает тень от старого корабля.
====== Monster under/in your bed (Рэй/НЕХ-Кайло) ======
Комментарий к Monster under/in your bed (Рэй/НЕХ-Кайло) Когда пишешь НЦу на подрочить, но никак не можешь без предыстории. Все стандартно, все хвосты остались там же, живее некуда, еще дергаются, да и продолжение тут вполне себе напрашивалось, но...
НЕХ-Кайло, даб-кон.
Давным-давно, еще в детстве, она уже слышала эту сказку. Не от родителей, в приюте, когда они по ночам рассказывали друг дружке жуткие истории, одна кровожаднее другой, чтобы потом почти до рассвета лежать в постели не в силах уснуть.
Сказку о Монстре Под Кроватью.
Но это было так давно, что Рэй, пожалуй, ничего бы и не вспомнила. Если бы не новая домохозяйка, крохотная старушка, непонятно как в ее почтенном возрасте, добиравшаяся до последнего этажа по скрипящей лестнице, чтобы показать новым жильцам их комнаты.
Рэй досталась та, что находилась в углу коридора, как раз рядом с выходом на чердак, запертым, слава богу, на несколько замков. По крайней мере, не придется слушать топот и смех пьяных подростков, когда им вздумается уединиться. Не то, чтобы она была вообще против первой любви и все такое, просто... просто у нее после учебы и временных подработок времени оставалось ровно на то, чтобы лечь спать. Так что уединенная квартирка — вернее, даже просто большая комната, чисто символично разделенная на гостиную и кухню — ей подходила больше всего.
А вот вопрос миссис Канаты, той самой крохотной старушки-домовладелицы, очень озадачил.
— Мисс Кеноби, а вы не боитесь призраков?
— Эм... Нет, с чего бы, — нахмурилась Рэй. Она не верила в бога с тех пор, как ей сказали, что это по его милости у нее больше нет родителей, и за ней вряд ли кто захочет возвращаться. А призраки... Призраки были отличной выдумкой, характерной для девятнадцатого века, века тайн и открытий, как, по крайней мере, говорилось в ее дипломной работе, почти готовой на данный момент, но не для двадцать первого, слишком уж измученного, простите, изученного.
Призраки не существовали в мире, полном видеокамер и Ютуба, Гугла и почти полного отсутствия личного пространства.
— А что? Они живут тут? — она очень старалась, чтобы ее голос не звучал скептичным. — Злостные неплательщики, да?
Маз Каната только вздохнула и поправила очки.
— Не стоит смеяться над тем, чего не знаете, мисс Кеноби. Мир полон тайн и загадок, — похоже, она всерьез верила в свои слова.
И ради дешевой и очень милой квартирки, расположенной так близко ко второй работе, Рэй могла бы прикусить язык и промолчать. Что она и сделала, затаскивая свой единственный чемодан, в котором вместились ее девятнадцать лет жизни, на очередной пролет лестницы.
Та была старой, прямо-таки шедеврально роскошной в свои времена, жаль, что сейчас позолота слетела, оставив только редкие искры, а красный велюр вытерся до нижних нитей. Но в этом можно было тоже найти свою прелесть, и Рэй пообещала себе, что позже вернется и обязательно зафотографирует тут все.
— А... сколько ему лет? — она поинтересовалась, переводя дыхание (удивительно, что в доме с девятью этажами не оказалось лифта). — Этот дом такой... старый.
И дело было не только в лестнице, прямиком выдернутой из какого-то черно-белого фильма про принцесс, все остальное — картины, выцветший рисунок дорогих обоев, обрамление небольших коридоров, ведущих каждый на свой этаж, ото всего просто разило стариной.
— А у вас острый глаз, Он принадлежал семье Скайуокеров больше сотни лет. Старая фамилия, старые грехи. Они заплатили сполна, — Маз Каната снова погрузилась в свои воспоминания, словно позабыв, что Рэй все еще пыхтела рядом, громыхая чемоданом. — Я выкупила его. И привела в порядок.