Где-то среди них может быть и Рэй. Сдающая последние экзамены. Или просто сидящая рядом с друзьями, на спортивной площадке, наблюдая, как мучаются младшекурсники.
Оглянувшись назад, он видит, как показывает ему средний палец Хакс. Отличное напутствие, ничего не скажешь.
Но вся эта секретная хрень не может продолжаться так долго.
Рэй больше не пишет, хоть каждый вечер она онлайн.
Ее инстаграм буквально ломается от разноцветных фотографий, где столько много света, веселья, жизни.
Она чинит байк, она выбирает кактусы, барбекю, новый купальник, разложенные улыбкой ломти арбуза на пластиковой тарелке, и много воды. Если не знать, что она живет по соседству, можно предположить, что она с Л.А.
А он в жопе.
По вечерам Бен выбирается на балкон. Не чтобы следить за тем, как она поливает кактусы перед порогом, нет. Просто ему нравится быть частью мира, хоть ненадолго.
Но сегодня никаких кактусов. Или ночной поездки. Дом по соседству просто ломится от света и музыки, недостаточно громкой, чтобы кто-то вызвал копов, но задорной и веселой. За занавесями скользят тени, а перед домом штук пять машин и несколько байков. И смех, много смеха.
Бен как раз собирается сваливать со своего поста в углу, в самой тени, когда слышит хлопок и голос Рэй.
Она выходит на балкон, тут же забираясь на свое любимое место — свесив ноги с парапета, будто прыгать вниз собралась — а позади нее еще трое совершенно незнакомых людей. Два парня, девушка.
— Неплохо для пригорода.
— Ага, — кивает Рэй, все еще даже не обернувшись. — Я просто очень хотела к морю, и дядя мне говорит, ты знаешь, кажется, я нашел нам замечательный дом. После... других здесь круто. Здесь чертовски хорошо.
— Ну еще бы, — смеется китаянка. Она маленькая и кажется совсем еще ребенком, особенно на фоне высокого чернокожего парня. — Это как... совпадение, которое неслучайно.Ты встретила Финна, я встретила вас, теперь еще и дом...
Совпадение? Бен вздрагивает, потому что в чем-то это похоже на дежавю. Только кривое, лишенное всякого смысла.
— Еще бы и... А, забейте, — Рэй отмахивается от своих мыслей, задумчиво болтая ногами в воздухе. А потом, возможно не нарочно, а может, специально поворачивается в его сторону.
Она смотрит на него молча, пристально, вычленяя из темноты остатки облика, хоть он и постарался стать тенью.
— Хэй, Рен, — поднимает она ладонь в знак приветствия. Ровно, не дружелюбно, точно из голоса ушло все веселье, предназначенное остальным.
— Рен? Тот самый, о котором ты... Ауч! — что-то мямлит чернокожий парень. — Ты чего, Роуз?
Он не станет говорить с нею. Может, в горле застряли остатки голоса, решительности. Может, он просто идиот. О чем ему твердили все.
Рано или поздно все они отвернутся от тебя, так?
— Смотрю, ты снова веселишься до отпада, — внезапно произносит Рэй. Остро, колко, с издевкой.
Он все еще молчит. Перекатывая на языке много слов. Все они бесполезны. Ничего уже не исправят, разве что испортят.
— Может, пригласишь? — еще злее. Ее улыбка, натянувшая лицо, так неестественна, что вот-вот треснет и обвалится.
— Спасибо, Рен, — она подбирает ноги, поднимается, балансируя на гребаном парапете, узкой полоске, шириной с ладонь, и идет по нему. Направляясь к Бену.
А он замирает с ужасом, когда она перестает улыбаться и всерьез прикидывает, допрыгнет ли, переберется с одного балкона на другой. Будто умеет летать.
— Не смей! — вырывается у него. Единственное, что он может сказать, оборвав испуганные возгласы ее друзей, уговаривающие Рэй вернуться обратно, пока она не сломала себе шею. — Отстань от меня! Просто... отвали! — он кричит это, стиснув кулаки, так, что ногти в мясо впились. Чтобы остановить ее прежде, чем она доберется до него, чем увидит настоящего.
Дело не в ней и не в ее безопасности. Дело в нем, все в нем.
Но она отшатывается назад, будто ее ударили наотмашь. Ее подхватывают на руки друзья, и Бен видит, что она вся трясется. От смеха. Или наоборот.
— Я всего лишь пошутила, идиот, — вырывается она из кольца прикосновений и прячется в доме, хлопнув дверью.
— Какого хера, чувак? Ты что вообще сказал, да ты... Она же... — тут же заводится негр. — Мудила ты!
— Тише, Финн, — успокаивают его девушка и молчаливый парень. — Просто затк...
— Вы слышали, что он сказал?
— А ты тоже хочешь поговорить? Ну так иди сюда. Чего ты... — кулаки чешутся, встать и надавать по роже. Но да, он же не может, он же беспомощный калека.
Кое-как эти двое выталкивают своего горящего друга прочь с балкона, оставляя Бена одного.
— Пошли бы вы все... нахуй, — он подкатывается к самому краю, разглядывая темноту внизу. Это второй этаж, ты уже себе ничего больше не сломаешь, идиот.
А жаль.
Ему казалось, что это все прошло, пропало после сеансов, но сейчас он не может двинуть ни рукой, ни ногой, его тело стиснуло, сдавило со всех сторон, и пахнет паленой плотью. Он знает, что это занимается его одежда, его волосы горят.
Он снова оказывается внутри раскаленной клетки машины, и из нее никак не выбраться.
Рядом с ним, уложенный солдатиком в этом железном гробу догорает отец, и Бен практически видит, как лопается кожа, расползаясь окровавленными пластами, как он кричит, немо, кричит, чтобы Бен убирался, спасался, пока может.
— Пап!
Он кричит в ответ, так же немо, раздирая горло, задыхаясь. Кричит и кричит...
... пока на лоб не опускается что-то холодное.
Мокрое, и по лицу, губам, шее ползут струйки воды, соленой, отвратительно-тепловатой.
И Бен открывает глаза.
Это Рэй.
Она здесь, в его комнате, стоит, склонившись над ним, хрупкий силуэт в свете ночника, и в глазах плещется дикий ужас.
— Ты... кричал, — наконец произносит она. Убирает руку, в которой зажато что-то перекрученное, потемневшее от морской воды — ее майка? — Кто-то стучал в дверь. Я не открыла. Это... это не мое дело.
Она делает шаг назад, к приоткрытой двери на балкон, откуда скорее всего и попала сюда. По воздуху?
— Как ты... — шепчет Бен. Из горла выходит лишь тихий свист, похоже, он сорвал голос. —Сюда...
— Лестница, я положила лестницу между... — она машет руками, показывая, — между балконами. И все.
— Уходи, — просит он.
Среди темноты пустой, слишком пустой комнаты она кажется такой маленькой. Потерянной. И растерянной.
— Да. Самое время, — дергается уголок ее рта огорченно.
Но ей же нельзя так просто уйти. Рано или поздно вся эта секретная хрень заканчивается.
Рэй оборачивается и натыкается коленом на инвалидную коляску. Шипит, потирая ушиб, а потом замирает. Поняв, что это такое.
— Так вот в чем все дело, — она не смотрит на него, только в сторону, и со своей постели Бен видит только ее профиль, удивительно красивый, не подходящий этому месту. — Ясно.
Она все так же медленно, будто сквозь воду, идет к балконной двери. Останавливается в проеме.
— Ты мог бы сказать мне, знаешь. Рен.
Он не видит, как она уходит, он не знает, когда это происходит, здесь и сейчас, или раньше. Может, он все еще внутри кошмара, может, кошмар — это и есть реальность.
Помнит он только темноту. Разбитую о стену ночную лампу. И боль. В пальцах.
Она забрасывает байк и всю неделю просто бегает по утрам.
Жара стоит неимоверная, и ее лицо, шея, плечи лоснятся от пота, и на старой майке темные круги. И вид, будто она собралась добраться до финишной черты, до конца света, до Луны прямо сейчас. В ушах затычки, так что она не слышит, как ей сигналят машины, она вряд ли замечает остальной мир в такие моменты.
На его дом она вообще не смотрит, будто его стерло с лица земли одним ударом. Расплавленной звезды, молнией, ураганом сдуло — нет его и все.
Ему больше незачем прятаться, и он выезжает с матерью, сидя на переднем сидении, уставившись вперед, будто там нет ускоряющегося полотна дороги. Нет вообще ничего.