Свое тело, худое, испещренное шрамами в десятках боев с культистами и прочей нечистью, он не отдаст никому.
Разве что смерти.
А эта девчонка-побирушка, эта маленькая юркая беспризорница в лохмотьях, сверкнувших белым на фоне темного, грязного города, не боялась ничего. Может, все дело было в ее возрасте — дети играют с монстрами, не задумываясь, чем может окончиться эта смертельная игра.
Или в бесстрашии, его нельзя было подделать, и девчонка в белом быстро прошмыгнула туда, куда не мог забраться он. Сквозь трещины в стене забралась в старую лавку, где могли храниться древние манускрипты, в которых хранилось знание, как запечатывать врата.
Знала она, что там, или ее вел голод и желание укрыться на ночь? Кайло не знал, но рискнул. Быстро пересек улицу наискосок, задом наперед, ступая след в след, чтобы золотистые шары не смогли пойти по окровавленным отпечаткам сапог. Приник к грязному стеклу, пытаясь отыскать ту самую юркую тень, слишком уж светлую в темноте.
Он думал позвать ее. Постучать по окну, привлекая внимание, но слуги Йог... Всесодержимого могли бы прийти за ним по шуму.
Она возникла за стеклом сама, точно могла читать его мысли. Грязное личико, усыпанное веснушками, и глаза, холодные как сама ночь, напомнили Кайло песчаную могилу, зыбучую, гиблую. Длилось это всего мгновение, пока полная луна не скрылась за облаками, оставив один только мягкий рассеянный свет, уняла нестерпимый блеск окровавленных мостовых.
Наваждение пропало, и на Кайло снова смотрела та самая девочка, что совсем недавно баюкала умирающую женщину на руках, успокаивая ту в последние минуты жизни.
Ротик ее открылся в изумлении, будто вместо Кайло на нее глядел монстр, так всегда пугаются дети, а затем она вздрогнула и пропала.
— Эй... — он не знал, что с нею такое, неужели она приняла его за одного из культистов, рыскающих по городу в поисках новых жертв. Не все из новообращенных в последние дни знали, что не любое тело сойдет для ритуала. Оно должно быть достаточно молодым, а разум сильным, чтобы вместить в себя бога.
Послышался шорох и звук осыпающихся камней, а затем в трещине возникла она сама, чумазая, настороженная. Впрочем, девчонка не боялась Кайло, иначе не рискнула бы высовываться в эту ночь.
Прикосновение ее маленькой ладошки к его щеке было внезапным, а пальчики холодными как лед.
— Ты поможешь мне? — спросила она. — Помоги мне, пожалуйста.
Кайло повидал много потерянных детей за свою жизнь, он был одним из них, когда родители отказались от него, сдав в дом для умалишенных, надеясь, что новая медицина вылечит от голосов в голове.
Шепот никуда не исчез, разве что со временем стал тише, слабее, слился с окружающим шумом, голосами, но ощущение страха, то самое, когда его собственный дядя кинулся на него с саблей, висевшей в кабинете, оно было куда хуже шепота.
Может, поэтому Кайло и кивнул.
— Я помогу, — он больше не мог уйти. Девочка в белых лохмотьях, напомнившая ему статую мадонны в саду больницы — тот же поворот головы, печально сомкнутые губы, и глаза, тоскливые, обреченные — ухватилась за его руку, не давая уйти.
— Пожалуйста... — снова прошептала она. — Помоги мне.
— Хорошо, — он не знал, как утешить ее, успокоить. — Но и ты помоги мне. Я ищу свитки. И не могу забраться внутрь.
Дверь завалило обломками соседской крыши, а чтобы влезть в окно, требовалась сноровка и кто-то помельче, поуже. Да и бить стекла было дурной затеей.
— Свитки?
— Книги, — поправился Кайло. Ребенок мог и не знать, какие они, эти свитки. — Мне нужна книга, — и он откинул полу плаща, вытащив из кармана старую печать. Она была сломана при закрытии врат и больше не годилась для ритуала. Но в свитках могли быть указания, как создать новую. — С таким же символом. Найдешь?
Девчонка кивнула и деловито наморщила нос.
— Можно я заберу ее с собой? Я не умею читать, — о, знала бы она, что эти знаки, начертанные вокруг шипастого завитка Всесодержащего, не мог прочесть ни один из смертных, — и мне лучше смотреть на нее.
— Бери, — в конце концов, печать была мертвой. А надежда, явившаяся ему в виде совсем еще ребенка, этой бродяжки-мадонны в белых одеждах, стоила любой жертвы.
— Хорошо, — ее маленькие пальцы, с обломанными грязными ногтями, обкусанные до крови, обхватили каменный диск. — Но потом, пожалуйста... — в ее глазах снова появилась эта обреченность, смертельная усталость, годившаяся не для ребенка, а старухи, прожившей под сотню лет. — Помоги мне.
О чем она говорила? Может, хотела, чтобы он спас кого-то близкого ей? Отвел в безопасное место?
Кайло знал, если ей не удастся отыскать нужный свиток, безопасных мест больше не будет нигде.
И все же он дал слово. Поклялся, приняв ее ладонь в знаке скрепления клятвы.
— Я сейчас, — девчонка снова подалась назад, и только тогда Кайло подумал, до чего же она тощая, кожа да кости, лицо худое, изможденное, лишенное детской пухлости. Чем еще, кроме невинной безмятежности, она пожертвовала? Как долго скиталась по улицам в поисках нового дома? — Как... Как тебя зовут?
— Я Кайло. Кайло Рен, — он носил это имя больше двух десятков лет, под этим именем он убивал монстров и запечатывал врата, одни за другими, с этим именем он засыпал, перебивая бесконечный шепот, струившийся в уши — приди ко мне, мое дитя. Приди, Бен Соло, и я, Сноук-аш-шагет-Сотот, дам тебе Силу...
— Хорошо, — она дернулась, протискиваясь сквозь трещину в стене, и порыв воздуха изнутри, затхлого, сухого, какой бывает в библиотеках, принес ее имя. Рэй.
Ее звали как свет, который все они могли уже не увидеть.
Он хотел оставить ее в лавке. Убеждал, что заваленное камнями здание — это лучшее укрытие в умирающем городе, заполненном монстрами и безумцами. Да, за свитками, этими или другими, могли прийти культисты. Но ведь больше не было безопасных мест для детей.
Но Рэй отказалась, нахмурила нос, и это придало ее лицу по-детски обиженное выражение, а затем сказала, что ей лучше знать, где опасно, а где нет. Все же она была бродяжкой, знала все улочки, тайные тропки наизусть.
— Я знаю, где нам взять такой глины, — задумалась она всего на мгновение, а затем хлопнула в ладоши. — В старой мастерской. Там полно такой, из них лепят горшки. Я помогу тебе, покажу, как туда попасть, — и Рэй снова ухватилась за его ладонь, переплетя пальцы, потащила за собой, с силой, подобающей взрослому, не ребенку.
Она молчала, когда он разделывался с щупальцем, ухватившимся за его сапог. Она не пискнула, когда Кайло прирезал сумасшедшего, кинувшегося на Рэй посреди дворика. В безумце, истекающем черной, отравленной кровью вряд ли можно было распознать того самого мистера Платта, владельца сей гончарной мастерской.
Она помогала ему лепить эту печать, и ее тонкие пальцы работали умело, сноровисто, оглаживая сыроватый диск и слегка приминая глину по краям.
— Зачем она тебе? — спросила его Рэй, когда он наносил последние знаки острым лезвием. Осталось только обагрить их собственной кровью, чтобы оживить печать. — Она может вернуть все обратно?
Обратно? О нет, такой силой не обладали даже древние боги, те, что дремали под землей и в воде. Ни один из них не был милостив к людям, все они жаждали только одного — хаоса и разрушения. Смертей и человеческой крови.
И даже запечатав этот разрыв, что находился в церкви, Кайло не был уверен, что другой не откроется где-то поблизости. В скором времени. Все, что он мог, это бесконечно бродить по странам, следуя за новыми знаками, затмениями, странными смертями и возникающими сектами.
— Нет.
— Может, она выполняет желания? Даст еды и много золота, — ее глаза затуманились при мысли о первом. Хотя с тех пор, как они встретились, Рэй не проглотила ни кусочка из тех остатков пищи, что он ей предлагал.
— Ох, Рэй, — как мог он объяснить маленькой девочке, что все золото мира не стоило ничего, когда в разум забирался тот голос, чуждый, шелестящий, когда перед глазами вставала картина нового мира, истощенного голодным божеством, мертвого и бесплодного.