Стоящий рядом Хакс мерзко кривится — он, дитя кухарки, терпеть ее не может. Даже мыслей читать не требуется. Для него Рэй что-то вроде мелкой шавки, да и разговаривать не умеет. Значит, тварюшка.
— Нет, — качает головой Кайло. — Она... она не поддается никакому воздействию.
— И все же ты нашел способ посадить ее на цепь, так? — чего у Сноука не отнять, так это желания контролировать все, быть в каждой мысли. — Она не опасна для тебя, Кайло, и все.
— Она служит Первому Порядку, Учитель, — следы от ее зубов до сих пор остались в его коже, намертво въелись, лей сколько хочешь бакты или нет. Все внутри, глубоко, до костей. — Она верна ему. И вам.
Он больше не может сломать ей шею или раздавить тонкое тело щелчком пальцев. Это все треклятые костяшки, рассыпались, все еще щелкают, переворачиваясь, а узора не видно. Пока нет.
— Что ж, посмотрим. Приведи ее.
Знал бы, убил еще тогда, оставил гнить в пустыне, среди жгучих песков эту змейку. Тогда бы не пришлось теперь снимать с собственной шеи, обвившуюся вокруг горла мертвой петлей.
Не пришлось бы вести на смерть, а она понимает это. Прекрасно читает в его разуме, будто голоэкран над головой зажегся — ПРОСТИ, РЭЙ...
Привычно кривит нос, хмыкает, чуть вскидывая верхнюю губу — зубы белые, ровные, острые. А потом протягивает руку, сама, оставляя на щеке ледяное прикосновение дрожащих пальцев.
— Рен, — шипит она, выдавливая из горла хриплые, жуткие звуки. — Кайло...
Вот она, последняя костяшка. Застучала, завертелась, черное-белое-черное-белое, и упала.
И лежит.
А он и так уже знает, что там за узор.
====== Behind the glass (Сноук/Рэй, Кайло/Рэй) ======
Комментарий к Behind the glass (Сноук/Рэй, Кайло/Рэй) Грязная пятница, так? Ну очень кинково-сквиково, исключительно на подрочить, и то, не факт. АУ на мое же АУ, постмодернизм, йопт. Приправленный мудаком Кайло.
В общем, нет, это была не я, и это не мое)))
Nine Inch Nails – Something I Can Never Have для рискнувших.
Пустынную девчонку везут в энерго-кандалах, а для надежности еще скручивают и укладывают в прозрачный ящик.
Наподобие тех, в которых доставляют на Супремаси припасы, только эта добыча живая. И она вертится, бьет босыми, обтрепанными пятками по стекловидному материалу, которому ничего от ее пинков не сделается, отчего-то напоминая Кайло раздавленную змею. Все еще пытающуюся уползти, пусть и с перебитым хребтом.
Силы в ней — Кайло чувствует это, даже находясь на другом конце корабля, да что там, его, еще не успевшего сойти с трапа, только приземлившегося в этой помойке, уже тянет к могущественному источнику — хоть отбавляй, и она действительно редкостный трофей.
Жаль, достанется не ему.
Он даже подходит к ней, уже после погрузки гроба в отдельный отсек, пустой, как приказывал Сноук, чтобы Рэй никому мозги задурить не успела, и стучит пальцем по стеклу, привлекая внимание.
Со стороны может показаться, что она спит, обманчиво-спокойная, тихая, но стоит его руке коснуться прозрачной поверхности, как ее глаза уже буравят его насквозь. Холоднее стекла, только желтые, и в них нет ничего кроме дикой ненависти.
О, Рэй отличная притворщица.
— Выпусти-и-и-и... — протяжно стонет она, точно ее сдавило со всех сторон, сжало в смертельные тиски. Вертит головой, задыхаясь, и пытается проломить окровавленными кандалами крышку гроба. Напрасно старается, этот ящик не просто так везли из самого Зиоста.
— Пожалуйста... — шепчет, остановив бесплотные попытки вырваться наружу, Рэй, но даже жалкая просьба из ее уст звучит, как самое настоящее внушение.
Хорошо, что у Кайло к такому трюку иммуннитет. Натерпелся достаточно от Сноука, и больше его таким не проведешь.
Хотя даже сейчас его так и тянет вскрыть стеклянный гроб, выдернуть один за другим штыри, вытащить ее оттуда, маленькую смертельно-ядовитую змейку и позволить уползти обратно в свои пески.
— Прости, — чтобы вернуть самообладание, Кайло приходится прикусить язык, и соленый вкус вкупе с обжигающей болью — наилучшее средство. — Со мной этот фокус не работает, малышка. Нам пора домой.
Она и правда такая тонкая, маленькая, ему и до плеча не достанет, а злости хватит, чтобы разнести на кусочки пару планет.
— Нет, — жалобно кривится она. Понимает, к чему все это, знает, о чем он. — Нет, пожалуйста... Я буду хорошо себя вести. Я буду такой тихой, что вы меня больше не найдете, только не отдавай меня ему.
Была бы на то его, Кайло, воля... Отдал бы? Возможно, нет. Слишком уж хороша она сейчас, лежащая перед ним в своем хрустальном гробу, прекрасная в безумной ярости. Вся так и светится золотом смуглой кожи, переполненная Силой. За Рэй и головы не жалко.
Но со Сноуком такое не прокатит.
— Поспи, нам недолго. Отдохни, пока можешь, — в его голосе нет желчи или насмешки, но она колотится, точно в приступе. Смеется, а по щекам текут слезы.
И ее жалобный вопль еще долго стоит у Кайло в ушах, даже когда он запирает за собой отсек и уходит на другой конец корабля, отдавая приказ ускориться.
Стеклянный гроб трескается просто на глазах.
Для особенно важных беглянок вроде Рэй Сноук готовит такой же особенный прием.
Сперва в мед-отсек, где ее — прямо в кандалах — обдирают словно молодое растение, срывая грязные тряпки.
И ругающуюся, выплевывающую многоэтажные ругательства с упоминанием всего дроидского рода до десятого нейропроцессора, ногами цепляющуюся за все возможные поверхности, засовывают прямиком в освежитель.
Горячий пар проходится по ее обнаженному телу, снимая грязь слой за слоем, а Кайло никак не может отвести глаз.
В ее болезненной худобе — смуглая кожа, выпирающие крылья лопаток, втянувшийся живот, золотистая полоска волос внизу, между бедер — больше красоты, чем в зарождающемся мире. И дело не в Силе, что притягивает его, заставляя терять дыхание от восхищения, сама по себе Рэй — редкость.
Неотшлифованный камень, из которого можно сотворить все, что угодно. Цельная, достаточно твердая, чтобы не рассыпаться в ладонях, но все же поддающаяся при должном усилии. Все еще не выбравшая свою сторону, хотя до этого, в этом можно не сомневаться, недолго осталось.
Сноук умеет убеждать.
Она знает, что Кайло смотрит без стеснения, так что переключается на него, осыпая ругательствами. На пальцах показывает, куда ему стоит засунуть свои бесстыжие глаза, пока ее с боем вытаскивают из освежителя и укладывают на медицинский стол.
И когда один из дроидов приближается к Рэй, скользя металлической «рукой» по ее бедру и выше, чтобы продолжить тщательный осмотр и там, она внезапно резко выгибается. Отпинывает железяку в сторону с нечеловеческой силой.
Жаль, она не сразу понимает, что поломка одного из дроидов ничего не изменит, даже не отсрочит унизительные пытки. И наконец они склоняются над ней — металлические монстры, состоящие из трубок, игл, питательных растворов и шипения, прижимая к поверхности стола и не давая даже трепыхнуться.
И она снова стонет. А лицо красное от унижения.
А затем ее, тихую, свернувшуюся калачиком, уносят. Переодеть.
Раскрасить и вынести на самом красивом блюде.
Сноук всегда знает, чего хочет.
И она ему нравится, о, конечно, нравится. Старый уродливый муун морщится, и складки на его поврежденном лице создают впечатление довольной гримасы.
— Ближе, подойди ближе, дитя, — он разве что не причмокивает, а в золотых глазах уже загорается жадный огонь. Сноук не брезгует даже человечиной, если она достаточно хороша.
А Рэй хороша, блестит, словно облитая золотом, только энерго-кандалы все портят. На голове, в распущенных волосах — так она еще моложе, невиннее — острозубцовая корона. На шее золотой обруч, подавляющий волю. Так что теперь ей некуда бежать.
— Я видел тебя в своих снах, — его тонкие, костлявые пальцы цепко держат Рэй за щеки, поворачивая лицо то так, то эдак, любуясь. — Из тебя выйдет хорошая королева, в свое время, конечно.