Хакс задумчиво качает головой, но не знает, что сказать, и это выглядит так забавно, что Рей принимается хохотать.
Она смеется долго, потому что она пьяна, потому что криффов гуль действительно вкусный и потому что ей хорошо.
Жаль, что это должно закончиться. И совсем скоро.
Они выныривают из накуренного дыма бара в не менее густой туман снаружи.
Вслед им несется парочка проклятий на общегалактическом и летит одинокий стул. Но они вовремя сбежали из начинающейся драки.
Рей смеется и выкрикивает что-то, кажется, жаргонное с Джакку. И ей тут же отвечают.
— В задницу их, — машет только что прикупленной бутылкой с шаддаарским пойлом Хакс. — Не обращай внимания. Они придурки.
— Ага, — кивает Рей. И все же показывает в сторону бара неприличный жест. Это же Нар-Шаддаа, и здесь все можно.
И даже больше.
Пока она пытается отобрать у Хакса свои бутылки (они же для Люка, тот не простит, если они разобьются), он умудряется оттеснить Рей к ближайшей стенке. И зажать между собой и каменной поверхностью.
— Ты же сейчас уйдешь? — спрашивает он, вглядываясь в ее лицо. — Да?
— Мне нужно, — Рей с сожалением кивает. — Придется, если я не хочу скакать по всем космопортам. Такое часто со мной бывает.
Вообще-то это смешная шутка, но сейчас ей самой как-то не очень радостно.
— Но ты хотела бы задержаться? — Хакс пьян, и, наверное, не отдает себе отчета. Он дотрагивается до ее лица и гладит по щеке. А затем наклоняется ближе и накрывает своим ртом ее рот, не давая сказать нет. Или да.
От него несет спиртным, и на вкус его губы горько-сладкие, хотя Хаксу это удивительно подходит.
— Мне правда пора, — отвечает Рей, когда он отпускает ее и она может перевести дыхание. Воздух Нар-Шаддаа точно такой же — ядовито-горький, и им не надышишься. — Прости.
— Генерал Хакс? — она останавливается возле полетного кара, уже готового отвезти ее к транспортнику, потому что ей пора исчезнуть. Сейчас, пока она не натворила еще чего, ведь ей хочется.
— Да? — он все еще стоит, опершись о стену бара, и курит. И одежда с чужого плеча ему ужасно идет. Он похож на себя, но ни капли не напоминает образ, вдохновляющий Первый Орден.
— Поцелуй куда лучше, — Рей садится в кар и заводит мотор. Она должна сказать это. Она не может — и все же говорит.
— М-м-м? — Хакс все еще не понимает. Поймет он куда позже.
— Это лучше простого рукопожатия. Мне понравилось.
Рей отправляет кар в полет над городом, а на сидении рядом позвякивают бутылки, но на душе удивительно хорошо. Пусто и просто хорошо. Теперь можно спокойно возвращаться к нудным тренировкам и медитациям.
И жаль, что об этом не расскажешь Люку.
Она улыбается и снижает скорость, приземляясь у космопорта, где отсюда виден ее транспортник.
— Это просто достижение, — разговаривает она с бутылками. — И сегодня нам не придется удирать через всю Вселенную. И скакать по космопортам, — вздыхает Рей почти с жалостью. — Но, в конце концов... всегда есть следующий раз.
Бутылки согласно поблескивают в руках, и Рей в последний раз набирает полную грудь воздуха Нар-Шаддаа, перекатывая на языке горький привкус.
Он ей нравится.
====== The end of the fxxing world (Рэй/Кайло Рен) ======
Комментарий к The end of the fxxing world (Рэй/Кайло Рен) Оооо, да здравствуют маньяки, садисты, оммажим в сторону Нетфликсовского “Конец этого сраного мира”, потому что...
Хотите знать, что играло в машине Рена? А вот
Hayes Carll – KMAG YOYO
Навеяно любимым моим аэстетиком)
https://pp.userapi.com/c840429/v840429402/47d3d/xgeUjppd_ZU.jpg
Они в бегах целую вечность, и лобовая панель уже вся покрыта пустыми обертками от Орео, точно мусорная корзина, спекшаяся на солнце. И пахнет — оглушительно — шоколадом. Слава богу, Рен не любит сэндвичи или какую-нибудь другую дрянь, иначе воняло бы тухлым мясом. Или салатом, расползшимся по жаре.
А шоколад, что ж, вздыхает тихо Рэй, шмыгая заложенным носом, шоколад — это еще ничего.
Ее многострадальное лицо и без того натерпелось за последние полторы недели. С одной стороны уже выцветший синяк, расплывшийся желто-зеленым пятном на всю щеку. Нос, который больше не чувствует запахов. Шатающийся зуб мудрости — тоже слева. Зуба не жалко, и иногда, когда Рен не смотрит, она лезет в рот рукой, грязными пальцами — потому что их машина хуже помойки — и ощупывает его. Лучше бы выдернуть. Кусок скололся во время несчастного случая. Царапает щеку, и на пальцах всегда остается розоватый след от крови, смешавшийся со слюной.
Почему со слюной?
Да просто она голодна. Всегда так, когда ей плохо, или она нервничает. Кажется, где-то внутри горла поселился самый настоящий слюно-демон, душит ее теперь без остановки. Давись, Рэй, своей солью вперемешку с пылью, ведь окна не закрываются. Ручку Рен сломал во время прошлого приступа, и теперь она лежит на коврике, под ногами. Острый штырь все еще смотрит на Рэй исподтишка. Подмигивает блестящим, чистеньким краем. Ждет своего часа.
— Подай еще одну, — отрывает ее от мыслей Рен. Толкает в плечо, специально давя ногтем на взбухшую ранку, обрамленную ржавой коркой. Царапнуло не то, чтобы очень сильно, просто задело, но все еще болит. А он еще нарочно проходится, не жалея. — Эй! Рэй!
— Да-да, — она оживает, старательно отодвигаясь в сторону дверцы, только так, чтобы это не было сильно заметно. Нет, сбежать Рэй тоже пыталась. А то, откуда, вы думаете, у нее синяки на лице и зуб скололся? — Вот.
Она очищает шоколадное печенье от обертки, скрипучей, шелестящей, блестящей, тащит изнутри растекшиеся от жары куски шоколада и сует Кайло в рот прямо вместе со своими пальцами.
Это тоже один из дорожных ритуалов. Она кормит его, она вроде как штурман, она полезная, убеждает ее Рен. А еще она умеет доставлять удовольствие, и в этом заслуга уже приютской, хреновой жизни. Там как хочешь, вертись. Только выживи.
Может, поэтому она и не заорала, когда он потащил ее в угнанную тачку.
Колеса были разные, дверцы расцарапаны снаружи, будто внутрь гризли ломился, а еще из окон неслась, гремя, музыка. Что мешало ей сойти с обочины, рвануть в лес, хотя бы за крайние деревья? Босые ноги, вот что.
Кеды она несла в руке, и один из них вообще напрочь расклеился. Финн давал ей тюбик какой-то вонючей хрени, сказал, прижми, Рэй, и все будет в порядке. Может, жала плохо. А может... а может, это все было предопределено.
Не успела она сигануть по колючкам в кустарник, когда Рен заглушил мотор и вылез наружу, здоровый, такой большой, что Рэй сразу поняла — никуда она дальше не пойдет.
Не успеет, силы-то не бесконечные. Да и два дня пешком куда глаза глядят тоже сказались.
— Какого... Какого хрена! — ее ломкие пальцы, все напрочь искусанные его зубами, синие от кровоподтеков, будто из пластика сделаны. Как в магазине у манекенов, и Рэй смотрит, как валится из них шоколадный кусок, осыпаясь, прямиком ему на ноги. — Я же говорил, будь осторожна. Говорил?
Рен не спрашивает, скорее, рычит, и она завороженно кивает, кричать или оправдываться в такой момент — гиблое дело. Вот и кивает болванчиком игрушечным, разве что не улыбается. Нельзя показывать зубы. Ни за что нельзя. Видела по телику приютскому, когда включали бесконечные передачи о саваннах. И смотрела — точно так же зачарованно — как рвет горло какой-нибудь газели лев, а та молча глазами хлопает. Вздрагивает еле заметно и только подставляет шею, на, бери.
Его пальцы, воняющие жженой резиной, от руля, ухватывают Рэй за волосы и тянут на себя, так больно, что на глаза слезы наворачиваются.
Одной рукой он удерживает машину ровно, а другой подтаскивает к себе ее многострадальное лицо, тычет им себе в пах, в ноги все в шоколадных крошках.
— Подбирай теперь!
И Рэй елозит ртом — все еще слюна и кровь, забыли? — по его бедрам, слизывая с дубовых джинсов размазавшийся сахар.
Старательно так елозит, пока ему не начинает нравиться.
О, за эти две недели она накрепко заучила, что нравится — а что не очень — Кайло Рену.