— Придумай сама, Рэй, — он скрепляет их знакомство, называя ее, и это кажется таким простым и долгожданным.
— У тебя нет имени?
Как это, когда не знаешь, как тебя звать? Неужели он совсем один, и никто больше не говорит с ним? Рэй становится его жалко. Даже она, оставленная на Джакку в уплату долга, как твердил Ункар Платт, не такая безнадежная.
— Есть. Но я хочу, чтобы ты дала мне новое. Твое собственное. Это будет нашим общим секретом.
— Я буду звать тебя Рен. Это как Рэй, только Рен, — сначала оно приходит ей в голову, а затем рвется с языка. — Нравится?
— Да, — внезапно кивает ее новый друг.
Он такой неуместный здесь и сейчас, слишком чистый, слишком блестящий, слишком бесплотный, но для нее он самое лучшее, что когда-либо случалось за всю ее короткую жизнь.
Он как зарубка на стене, только эта не будет кривой и тонкой, отмечающей еще один прожитый напрасно день. Она перечеркнет остальные и вберет в себя оставшееся чистым пространство стен. Она навсегда и насовсем.
— Это как лилия. Водяная лилия.
— Что такое лилия? — про воду Рэй знает, а вот про что-то по имени «лилия» нет, и ей хочется узнать это.
— Я тебе покажу, — и в руке Рена возникает цветок. Настоящий. Вернее, он такой же бесплотный, как и ее друг, но сейчас лепестки кажутся совсем свежими, они распускаются, открывая багровую серединку, цвета крови. И тут же увядают, рассыпаясь пылью. Это настоящее чудо, и оно заставляет Рэй забыть обо всем. О голоде, жажде, боли. И даже об обжигающем солнце пустыни, которое стремится зажарить ее заживо. Это первый цветок в ее жизни.
И он прекрасен.
Наверное, он даже стоил всего этого.
— Ты можешь научить меня делать так же? — это просто волшебство. Сказочное волшебство, которого не может быть, но все же оно существует. И сейчас оно прямо перед нею.
— Я научу тебя всему, Рэй. Всему, что захочешь, — Рен поднимается на ноги, оставаясь все таким же чистым и красивым. Песок не в силах запачкать его черную одежду, а жар пустыни для него ничто. —Теперь, когда я нашел тебя, все будет так, как мы захотим.
Его металлический голос обещает возмездие, жестокое и кровавое, а Рэй смотрит, не отрываясь, от его ладони, в которой только что был цветок. Изображение его — бело-красное, изящное, насыщенное, все еще плавает внутри ее радужки, отпечатавшись в памяти.
Она не знает, откуда в ней берутся силы. Может, когда она спит, то растет. А может, это все просто Рен и его маленькие секреты.
— Заставь их плавать. Сосредоточься на во-о-он том камне и попытайся представить, что он умеет летать. Дай ему взлететь самому. Просто представь это.
Камни не умеют летать, на то они и камни, но под ее пристальным взглядом, когда Рэй кажется, что у нее уже сейчас глаза лопнут от напряжения, крохотные осколки начинают дрожать. Еле заметно, а потом все больше. И один из них, самый красивый, острый и тонкий, взмывает вверх, а затем врезается в песок.
И заставляет Рэй взвизгнуть от восторга. Она смеется и хлопает в ладоши, а затем принимается заново. Ей нравится это ощущение, которое появляется внутри нее. Теплота и покалывание по коже. Как будто ее охватывает невидимый и ласковый огонь.
Постепенно ей подчиняется и песок, такой сложный, рассыпающийся на сотни мелких крупиц, изменчивый и капризный.
— Смотри, — Рэй строит замок из песка в несколько ярусов. Такие нельзя увидеть на Джакку, тут одни приземистые и круглые домики, но именно такие она видит в своих снах. — Правда, красивый?
Вместо ответа Рен делает взмах рукой, и все рассыпается.
— Снова.
Он рушит их раз за разом, заставляя ее еще больше стараться. Злиться и выстраивать снова.
Она почти обижается на него, хотя что толку обижаться на единственного, кто понимает ее с полуслова и всегда защищает.
Просто вздыхает и начинает все заново. Ощущая, как бежит по венам знакомая и такая приятная Сила.
— А почему ты всегда в черном? А зачем тебе маска? Как ты вырос таким? — вопросы сыплются из нее как из дырявого ведра, в котором носят воду. Она сама теперь с легкостью справляется с пятьюдесятью ведрами в час, потому что ее новые способности позволяют ей не чувствовать их тяжесть.
— Они идут, — Рен не собирается отвечать на них, просто кивает головой, указывая куда-то вправо, а затем растворяется в красном свете, чтобы возникнуть снова уже рядом. За ее спиной.
Это ватага мальчишек. Тех самых, что уже не пристают к ней. Наверное, они тоже чуют неладное, поэтому стараются больше не задирать странную девчонку, которая теперь еще и говорит сама с собой.
Но вот их вожак хочет растерзать ее. Добить. Чтобы она больше никогда не посмела возразить его словам.
— Чего тебе? — Рэй больше не боится его. Она просто поднимается на ноги, сосредотачиваясь, чувствуя языком сломанный кусок зуба, который остался в качестве напоминания о ее первом проигрыше. И последнем тоже.
— Ты нам мешаешь, маленькая крыса. Вали отсюда, пока я не рассердился, — забрак стремится задеть ее, хотя пустыни здесь хватит на них всех.
— Сам вали, — огрызается Рэй и скрещивает руки на груди, показывая, что никуда она с места не сдвинется.
Дети ахают и шепчутся, явно не ожидавшие этого. А вожак их мелкой стаи только и ждет этого, чтобы кинуться на нее, нагнув голову и наставив рожки.
Только Рэй больше не собирается терпеть его оскорблений. Она уворачивается, а затем швыряет забраку в глаза горсти песка, заготовленные заранее. Песок слушается ее, не совсем хорошо, но все же облепливает лицо мальчишки и вгрызается в кожу, оставляя кровавые капельки.
Наверное, с него хватит. Больше он никогда не решится на нее напасть.
— Еще, — раздается голос позади нее, и Рэй отвлекается.
Рен качает головой, и его безжизненный голос гудит:
— Еще, Рэй. Убей его.
— Зачем? — она не станет делать этого. Он всего лишь противный мальчишка, и она уже может с легкостью обездвижить его. Зачем убивать?
— Давай, Рэй, — теперь он совсем не похож на друга. — Отплати ему за все то, что он сделал бы с тобой, — он похож на монстра.
Забрак за то время, пока она медлила, приходит в себя и снова бросается на нее. Молотит кулаками и даже пытается укусить.
— Убей, Рэй, — она уже не знает, может, этот голос на самом деле звучит только в ее голове, но ослепляющая боль заставляет Рэй разозлиться.
Она больше никогда не допустит, чтобы кто-то дотронулся до нее без спросу. Или ударил.
Так что ей нужно просто прищуриться, концентрируясь, а дальше дело за зыбучим песком.
Крохотные острые частицы его с легкостью облепляют всего забрака, впиваясь в кожу и заставляя орать от боли, и тащат вниз. В самую глубину. Насовсем.
— Ситх! Убийца… — детям страшно, и они сбегают с воплями.
Оставляя Рэй в одиночестве. Смотреть на чистый и гладкий песок, на котором всего пару минут тому стоял ее обидчик, а теперь ничего нет.
Они больше не подходят к ней. Смотрят на расстоянии и отворачиваются, когда Рэй проезжает мимо на своем спидере. Как будто земля, по которой она ступает, тоже становится проклятой.
Хотя может так оно и есть.
Рену мало одной кровавой жертвы, ему мало злости и ярости, которые дает ему она, и вечно требует еще.
— Давай, Рэй, убей их, — он указывает своей черной ладонью на длинные извивающиеся ленты скалозубых червей, вынырнувших, чтобы погреться на утреннем солнышке. — Уничтожь, — его голос звучит внутри ее головы. Нашептывает требовательно и почти нежно.
— Нет! — Рэй не оглядывается назад, стартуя с третьей передачи с такой скоростью, что спидер чуть не зарывается носом в песок. Она так стремительно летит через дюны, словно за ней гонится само зло.
Иногда ей кажется, что она сама специально выдумала такого его себе. Не друга. А монстра.
Из нее течет слишком мало крови, когда наступают эти самые дни, и вообще она совсем не похожа на девушку. Груди все еще нет. А ребра можно пересчитать через майку.