И все же она чувствует себя по-другому.
Как будто она потеряла что-то очень важное.
Детство? У нее его и так не было.
Мечты? Рэй мечтает только о том, чтобы ее нашли. Чтобы кто-то до нее дотронулся.
Не кривясь и не обзывая исчадием зла, не плюясь вслед.
А с Реном такого не будет никогда.
Он все такой же, как и в первый день их знакомства. В черном, высоченный и здоровенный, и появляется без предупреждения.
Рэй принимает ванну, вернее, пытается обтереть себя, скрючившись в тазике и выжимая на плечи губку с уже грязной водой, когда он возникает посреди крохотной комнатки.
Она дергается и пытается закрыться, потому что не хочет, чтобы он смотрел на нее такую. На не_ребенка. И видел ее сморщившиеся и затвердевшие от холода соски. От холода. Или от волнения.
Ее стыдливым румянцем можно поджечь весь ее неказистый домик, бывший когда-то частью звездолета. Испепелить всю вместе с тазиком и голыми ногами, которые она не может спрятать, потому что они слишком длинные, а сейчас еще и задеревенели и не в состоянии разогнуться.
Теперь ей не хочется спрашивать, почему на нем маска.
Точно такая же не помешала бы и ей.
— Рен?! — от волнения Рэй забывает, что вполне могла бы подтянуть к себе полотенце с помощью Силы. И что ей необязательно сжиматься еще больше, выплескивая на пол драгоценную воду. — Не смотри!
Но ему все равно.
Наверное, он какая-то бунтующая часть ее. Та самая, о которой Рэй никому никогда не говорила. Похоть. Или жажда на грани безумия. Вот что он такое.
Потому что вместо того, чтобы уйти или хотя бы отвернуться, он наоборот подступает к ней, усаживаясь на пол рядом, совсем не заботясь о лужах, которые все равно не смогут запачкать его черное одеяние, и смотрит.
Он оглядывает ее мокрое от воды тело, и его дыхание под маской тяжелеет, становясь медленным.
— Ты сама хочешь этого, — его рука в черной перчатке, наверное, уже сросшаяся с кожей, гладит воздух в паре сантиметров от ее плеча, по которому проходятся табуны мурашек. — Ох, Рэй, просто признай.
— Нет, — шепчет она, чувствуя себя загнанной в угол.
Она выдумала его, и вот теперь он управляет ее жизнью. Заставляет говорить то, в чем стыдно признаваться. О чем стыдно думать.
— Да.
Она так привыкла к его сухому, безжизненному голосу, что научилась узнавать легкие оттенки в нем. Вот теперь там превосходство. Зыбкая тень улыбки, которая никогда не отразится на лице, ведь его все равно нет под маской.
— Прекрати лгать самой себе, Рэй.
— Что ты… — слова застревают в горле и остаются всего лишь набором ломких звуков.
— Я хочу, чтобы ты сделала то, что хочешь.
Она краснеет. Заливается жаром и стыдом. Но все же убирает руки, прекращая сжиматься. Расправляется словно сжатый силой цветок, раскидывая ноги и позволяя ему увидеть себя всю. Такую, какая она теперь.
Девушку с влажной кожей, блестящей от воды, золотистой словно песок Джакку. Ту девушку, которая хочет, чтобы хоть кто-то к ней прикоснулся.
Обнял. Сделал то, что должно быть сделано.
Но он же ненастоящий. И стоит ее руке поползти вниз, от живота и еще ниже, как его образ вздрагивает и исчезает.
Как будто его никогда и не было.
Он впервые бросает ее вот так. Словно ему не понравилось.
Рэй прекращает свои бессмысленные попытки и берется за мочалку, яростно растирая кожу и чувствуя какую-то странную обиду внутри. Она больше не хочет думать об этом.
Его впервые нет больше пяти дней.
Сначала Рэй не задумывается об этом. По сути, Рен — это ее неуемное воображение, выдумавшее себе друга, чтобы выстоять. Так что она уже и раньше как-то обходилась без него.
Но сейчас она не может не думать о том, что в какой-то момент она вообразила, будто он сможет заменить ей реальность.
Ей просто пора выбросить его из головы. И заняться обшивкой.
Ее руки сами собой ловко разделяют провода, выискивая тот самый, отсоединив который, она доберется до центра. И откроет тайник.
— Зачем ты здесь? — она говорит сама с собой, хотя на самом деле ее вопрос предназначен для того, кого здесь нет.
— Зачем, а? Зачем я тебя вообще выдумывала?! — Рэй выходит из себя и дергает за другой провод, получая неслабый удар током. Ну, в этом она сама виновата. Идиотка. — Зачем ты мне нужен?
Он не вернется, не важно, сколько бы она ни звала.
— Рен, — шепчет она, и в голову лезут непрошенные мысли. О том, как его черные пальцы, затянутые в кожу перчаток, гладят ее по щеке. Прикасаясь. И как она сама тянется к нему, чтобы прижаться разгоряченным лицом к холодному металлу.
Она так хочет, чтобы он оказался настоящим. Реальным.
Чужие корабли закрывают небо, и Ункар Платт сгоняет всех девочек в кантину, ожидая закономерную прибыль к ночи.
Рэй знает, что происходит там с ними. Но ничем не может помочь. Она в состоянии поднимать камни силой мысли или разрушать, но не договариваться насчет цены. К тому же ее и так считают отродьем ситхов. Не хватало, чтобы кто-то поджег ее дом ночью.
Все, что ей удается, так это тайком подкидывать им части своего скудного пайка, потому что другой радости у этих девочек нет.
Это Джакку.
Хотя корабли, зависшие в высоте, оставляющие длинные тени на песке, почему-то кажутся ей враждебными. Вызывающими безотчетную панику. Какими-то…
Так что лучше, если сегодня ночью ее тут не будет.
К вечеру Рэй собирает свой походный мешок, только самое необходимое — еда, вода и покрывало, чтобы закутаться в него, и заправляет спидер. Топлива ей хватит, чтобы уехать почти до хребта. И вернуться.
Она мчится, прижимаясь к своему старенькому спидеру, и ее взгляд выхватывает кривой указатель, наполовину засыпанный песком. Сюда же никто не пойдет по своей воле, делать тут нечего — скалы и песок.
Металлическая табличка говорит, что до хребта совсем немного, и Рэй уже сбежала из-под тени жутких кораблей. Так что можно вздохнуть спокойно. И до нее никому не будет дела.
Рэй ставит тент, затягивая петли. Проверяя, чтобы его не унесло к утру. Зажигает небольшие костерки по периметру и только тогда успокаивается, усевшись с плошкой с ужином в руках.
Ей не хочется есть. Или пить. Или сбегать.
Всю свою жизнь она только и делала, что тянулась к кому-то. А потом сбегала. Это какое-то проклятье.
И началось оно с Рена. С ее выдуманного друга.
— Привет, Рэй, — раздается его голос по ту сторону от границы света. Все такой же безжизненный, мертвый и ржавый голос. Надо же, он снова вернулся.
— Привет, Рен, — она уже ничему не удивляется. Просто продолжает жевать безвкусную еду и пялится на костер. Больше не на что.
Он вступает в круг и идет к ней. Все такой же здоровенный, черный и угрожающий.
Но что-то не так, и Рэй не может понять. Она вскидывает на него глаза и пытается найти эту крохотную зацепку.
Песок.
Он шуршит под его ногами, поет и скрипит, сминаемый чужими шагами.
— Рен? — она видит его впервые.
Его плащ запылен и хлопает на ветру. В правой руке что-то напоминающее рукоять от меча.
— Этого не может быть! — она вскакивает на ноги, понимая, что этот незнакомец, отбрасывающий тень, реален в отличие от ее воображения. И он ей не друг.
— Почему нет? — он наклоняет голову как прежде, и на гладкой поверхности маски вспыхивают искорки бликов. — Потому что ты этого боишься?
— Нет, потому что ты нереален, — Рэй хватается за первое попавшееся под руку. Старый добрый посох. — Тебя не существовало. Я выдумала тебя!
— Так было лучше для тебя. Ты хотела друга. Того, кто защитит тебя и всегда будет рядом. Ты его и получила. А теперь пора платить, — он тянет руки к своему капюшону, и что-то щелкает, а затем маска, та самая, которую она считала его лицом, распадается на глазах, обнажая белую кожу и угольно-черные глаза.
Они пригвождают ее к земле и не дают дышать. Он просто…
Просто Рен.
— Ты пойдешь со мной, Рэй, — Рен делает движение рукой, легкое и изящное, и ее тело становится неподъемно-тяжелым. Ее Сила ничто по сравнению с его способностями.