А то, что у рыцаря крови и так немного, он как-то и не подумал. Так что отправили эту странную парочку прямиком к ведьме, строго наказав в глаза не смотреть, кроме надобности, когда сама скажет, ну и еще трижды перекреститься на обратном пути, чтобы Рэй за ними не пошла следом.
Правда, это подходило скорее, чтобы упырей отгонять, а не ведьмарок всяких, но Ункар считал, что все они нечистые одной крови. И разницы нет, кровь она высосет или силы жизненные.
Ведьмарка как знала, что к ней гости. На пороге сидела. Невысокая, красивая, такие не в колдунском тряпье, а в королевских бархатах ходить должны, плела себе сеть из кожаных полосок, ракушками перенизывая заговоренными. А рядом с нею белый котяра, с огненными полосками на шкурке, глазищи свои пялил янтарные и следил за незваными гостями недобро.
Она даже имя его не спросила, хотя По и сам сказал бы, больно добрые у нее глаза были. Искренние. Просто поднялась, босая, дикая в своих странных одежках-обмотках, и пошла к Финну.
— Крепко спит он, не добудишься, — с сожалением покачала она головой, глядя на спящего рыцаря. — А скоро и совсем уйдет.
За друга своего По все готов был отдать. А этой ведьме даже душу, только бы достала она его с другого света, вернула обратно, залечила раны.
— И никак нельзя помочь? — может, взяла бы она его меч и одного из рысаков королевских. И повозку в придачу.
Она вздохнула, руки на груди скрестила, себя обнимая, и задумалась.
— Есть одно снадобье. Но далеко растет оно, и идти за ним опасно. Живым ты не вернешься, и ему не поможешь смертью своей напрасной.
Красивая была ведьма, но очень грустная, и глаза сверкнули нечеловеческим светом, какой бывает, когда молнии о землю бьют.
— Любишь ты его. Сильно любишь, — не зря же ее люди простые боялись, могла она читать по глазам мысли любые. Ну, а свои По и скрывать не стал бы. Любил, конечно, а иначе как же. Любовь — штука странная, да и всего раз в жизни бывает настоящей.
— Может, так и получится, — Рэй руку свою протянула и по волосам его погладила сочувственно, а с прикосновением ее теплым весь страх ушел.
Растворился, как будто его и не было, и показалось По, что он снова в королевском дворце. За столом сидит по правый бок от Королевы Леи, а рядом Финн живой и здоровый, смеется. И лицо его не серое от печати смерти, а черное, радостное.
— Отдай мне то, что дороже тебе всего на свете. То, что берегло тебя во всех битвах, отводило старуху с косой. Может, оно и меня спасет, — хотела она усмехнуться, его обнадежив, но вышла улыбка кривая, совсем нерадостная. Как будто на верную смерть собралась ведьма.
Была у По вещица такая. Заговоренная колдуньями с далеких земель, тех, откуда Финн прибыл. Подарил он ему медальон, здоровенный, из кровавого золота, тяжеленный, что шея гнулась под тяжестью его. И медальон службу свою нес верно. Хранил ото всех невзгод. И от чумы, других хворей, и даже от нечистой силы.
Так что ни одна ведьма в руку бы эту вещицу не взяла. Скорее пальцы сожгла себе дотла.
А вот Рэй дотронулась спокойно. Смотала цепь в кулаке и в кошель на поясе уложила.
— Меня не будет две ночи. Не меньше. Так что раньше не приходи. А если не вернусь я… — она задумалась, ресницы опуская, взгляд свой грустный пряча.
Тут уж самый дурачок догадался бы.
— Спасибо, — хотел бы По ей поклониться, но скривилась ведьма.
— Потом благодарить будешь. Если живой вернусь я, и друга мы твоего сердечного поднимем на ноги.
А за спиной ее наливалась луна, круглая как серебряный пятак, и яркая что солнце. Полнолунная. Кроваво-красная.
Дорогу Рэй когда-то знала как свои пять пальцев. Довелось побродить ей и по болотам, и среди чащи в поисках человеческого жилья. Но с пути своего она сворачивать боялась. Шла там, где дорога была широкая, залитая лунным светом, камешками усыпанная. Знала, что стоит ей соступить в тень, и ни одно заклятье не поможет.
Потому что давным-давно, еще маленькой девочкой отдала она куда больше, чем все, что было при ней, потерявшейся наследнице проклятого рода. Пришлось уступить ей свое тело и душу, заключив кровавый договор, да не просто с нечистой силой.
А с самим змеиным Королем.
Но маленькая была она, глупая. Давала слово, не подумав. Решила, что сможет обмануть его, скрыть следы свои, спрячется среди простых людей и вдруг забудет Король о той встрече, найдет себе жертв новых, побольше да повкуснее.
Хотя теперь одной луне ведомо, что сделал бы он с нею, коли нашел. Сожрал бы, наверное, в один присест, не подавившись. Как и поступали змеи с теми, кто нарушал свое слово.
Правда, амулет, отданный ей влюбленным другом рыцаря, не зря болтался сейчас на шее тяжелым камнем. Защищал он Рэй, накинув невидимую пелену удачи, что сопутствует всем влюбленным, что летают над землей, а не ходят по ней.
Такое сильное заклятие отведет любой взгляд, даже Короля змей.
До поляны, где и росли сонные цветы, распускавшиеся только один раз в месяц, питаемые ночным светом звезд и луны, такие белые, что могли посоперничать с облаками, было далеко.
Хорошо, если к утру доберется, а там ждать придется до следующей полуночи. Потому что раскроются цветы, показавшись из черной как уголь земли, только под мягким сиянием ночи. И нести их надо аккуратно и бережно, не то рассыплются в хрустальные пылинки, у самого сердца.
Она ступала легко, босыми ногами приминая сырую от тумана землю, стараясь не задевать шуршащие ветки, потому что знала, что почуют ее змеи. Вздрогнут, снулые от холода, и зашумят, разожмут крепкие кольца и поспешат к своему Королю, чтобы донести. Никто в своем уме в эту чащобу так просто не сунется, а если попробует, тут ему и конец придет.
Луна наливалась светом на чистом небе, набирала силу, готовясь к завтрашнему пиршеству, и справа зазывно блестело зеркало родника. Ослепительно рябило и звало к себе.
Возле воды Он бы ее не стал искать, и все же Рэй помедлила, пристально вглядываясь в траву под ногами — не наступить бы на холодное змеиное тело, свившееся в клубок.
О роднике ходила дурная слава. Старые бабки говорили, что тут из земли бьет ключ мертвой воды, способной зарастить любые раны, даже смертельные, а возле него другой исток — живой, чтобы поднять из мертвых то, что не живо. Но кажется этот родник только сильным колдунам, а для остальных — пруд прудом, трясиной затянутый, с водой черной как смола, и такой же горькой.
Ото сна зачарованного эта вода не спасла бы, но хотя бы спину рыцарю залечила. Да и Рэй самой не терпелось скинуть с себя одежду, зайти в родник и окунуться с головой. Смыть с себя все человеческое и стать самой собой. Последней из проклятого рода, уже не существовавшего на земле.
Так что ноги сами собой понесли ее туда.
Короля Рэй помнила совсем слабо. Скорее уж всплывал в ее памяти страх ночи, лес, казавшийся живым и голодным, а еще тихий шелест. Да только не листьев под ногам. Это были змеи, так много, что казалось, вся земля превратилась в живое мельтешащее покрывало из чешуи и тусклых желтых глаз. Гнали они ее прочь от подожженного замка, залитого красным цветом, подальше от криков и стонов.
Она была совсем маленькой, испуганной, проблуждавшей в лесу много дней в изодранной одежде, запятнанной кровью ее убитых родных. Была бы она взрослой, то жаждала бы мести.
Но Рэй хотела только одного — выбраться оттуда. Так сильно хотела, что ее услышали змеи.
Подползли еще ближе, словно греясь, а потом оплели ноги по колени, не давая сделать шагу.
Их Король был не человеком. Куда страшнее. Чернее лицом, ярче взглядом — как живой огонь. Острее клыками. И холодный как лед.
Она могла бы умереть тогда, но осталась жить, и только потому, что он позволил.
Она вынырнула из родника, чувствуя, как горит все тело, наполняясь новой силой, дикой и такой же яркой, как сама луна. Отжала мокрые волосы и выступила на берег, купаясь в мягком свете, чувствуя тепло, исходящее от земли. Осень пришла, и вместе с нею вязкий туман в низинах, терпкий запах влажной гнили, и последние остатки летнего жара разве что в земле теплились.