— Ну… да, — ему хочется схватить ее за обнаженные руки, покрытые золотой краской, и притянуть к себе. И одновременно не делать этого. Сбежать, как он это всегда делал.
— А жаль, — внезапно она поднимается на цыпочки и оставляет на его губах свой поцелуй. Короткий и такой же опьяняющий, как и она сама. Смазанный и все равно слишком прекрасный, чтобы его забыть. — А ведь мы могли бы… — она не договаривает, не станет, потому что это и не нужно.
Просто проводит своим накрашенным золотом коготком по его щеке, лаская.
— Если передумаешь и захочешь меня допросить, дождись меня. Я заканчиваю в четыре.
Второй поцелуй совсем другой. Жадный и еще короче. Она сминает его губы своими и отпускает, выбирается из-за занавеси, оставляя только удушливо-сладкий до одури запах. И вкус крови от прокушенной губы.
Он остается. Конечно, он остается.
Бен не сводит с нее взгляда до самой последней минуты. Он пялится на нее, словно какой-то маньяк, так и не допивая свой стакан, просто смотрит и пытается не считать время.
Три часа. Два с половиной.
Где-то между ними вибрирует мобильный от звонков матери. И Люка. Они все чего-то хотят, но Бен выключает связь и остается наедине с пульсирующей музыкой, внутри которой, в самом сердце танцует девушка в алом.
Она заталкивает его в какую-то подсобку, щелкает замком и оборачивается, улыбаясь кровожадно и довольно.
— Иди ко мне, — она позволяет Бену целовать ее, размазывать по губам красную помаду, сдирать красное платье, падающее к ногам крохотным лоскутом.
Она стонет так громко, шепчет ему его имя на ухо, вжимаясь так крепко, словно их нельзя разъединить. Словно они уже одно целое.
— Рей, — шепчет Бен ей в волосы, сам не зная почему, и она позволяет ему это.
— Рэй… — их образы сливаются в один — обычная девушка с открытой улыбкой и дьяволица с густо-накрашенными глазами, такими глубокими, что он может в них утонуть.
Он стирает с ее предплечий золотые блестки, оставляя их на своих пальцах, словно ему в руки попалась фея. Сцеловывает веснушки и зализывает их, пробуя на вкус. Сжимает ее бедра, вталкиваясь еще сильнее и глубже.
Они опускаются на пол, все еще сжимая друг друга, боясь потеряться, и она задыхается, глотая стоны. А потом замирает, откидываясь назад и дрожа.
А на него накатывает оргазм, и на какое-то мгновение ничего больше не существует. Просто пустота и блаженство.
— Зачем тебе она? — она полулежит, опершись на локте, и курит. Обнаженная, с напрочь искусанным ртом, измазанным в помаде.
— М-м-м? — за зарешеченным окошком уже светлеет, а он все еще не может от нее оторваться. Не может заставить себя встать и уйти, чтобы вернуться через пару часов с официальным ордером на обыск. И подкреплением.
— Рэй. Зачем тебе Рэй? — Кира наклоняет голову, затягиваясь сигаретой, и та тлеет, оставляя дьявольский огонек на конце. — Какое тебе до нее дело?
— Я… — Бен пожимает плечами. — Я хотел помочь.
— Помочь? А что, если ей не нужна ничья помощь? — она говорит за нее так просто, как будто она и есть Рэй.
— Я просто не хотел, чтобы она стала еще одной пропавшей без вести.
— Ах вот оно что, — Кира садится и тушит сигарету о пол, оставляя черный след. — Так ты и правда детектив. Только не тот. Ищешь пропавших девушек? Забудь. Они, наверное, уже мертвы. Скорее всего.
— Но не Рэй, — Бен не спрашивает, утверждает. — Она же выжила.
— Она просто… Она просто приспособилась. Ей пришлось. Так… — она поднимается на ноги одним рывком, плавным и гибким, и хватается за свое платье. Оно порвано, и это его рук дело, так что Бен молча протягивает ей свой пиджак.
Он такой большой, что на ней выглядит гротескно смешно. Словно она маленькая девочка в папином плаще.
— Ты должен перестать искать ее, слышишь? — она кутается в его одежду, прижимаясь щекой к лацкану, и на мгновение Бену кажется, что она делает это не просто так, а вдыхает его запах.
— Почему?
— Потому, — Кира улыбается, и теперь он видит, что это грустная улыбка. — Потому что вы на совершенно разных сторонах, детектив Бен-как-тебя-там-дальше. Спасибо, — она оказывается совсем рядом, всего на секунду, и оставляет на его губах поцелуй.
Горький и прощальный.
А затем она уходит, и ее больше нет. Ни в коридорах клуба, ни на сцене, ни в толпе.
Ее больше нет.
Его отстраняют от дела. Просто так. С самого утра, когда Бен закрывает глаза в своей постели дома и проваливается в сон без сновидений.
Ему звонит Хакс и говорит, что они накрыли этот клуб и арестовали владельцев, устраивавших частные вечеринки с наркотиками.
И о том, что никакой Рэй, или ее близнеца, Киры, там нет и никогда не было.
Только двадцать девушек, мертвых, спрятанных в холодильниках между пакетами со льдом для виски и мороженым.
Двадцать и ни одной больше.
А еще через день ему приносят посылку.
Это его пиджак, аккуратно сложенный в коробку, и от него еле уловимо тянет женскими духами. Сладкими. Удушливыми. И темными.
Но это не все, и в потайном кармане он находит открытку.
Это старая открытка, таких теперь не найдешь.
С лицевой стороны на него пялится насмешливая пинап-ная ведьмочка с рожками на голове. Она прижимает ко рту палец и улыбается, словно говоря — Это было только шуткой.
А с обратной размашистыми буквами одно Прости.
Это тот же почерк, и наклон тот же, что и на конспектах Рэй, так что теперь он почти не сомневается. Да и какая разница, кто она?
Бен вертит в руках открытку, а затем открывает верхний ящик стола и смахивает ее туда, рядом с черным коробком, обещавшим мечты и не солгавшим ни разу.
А потом набирает по внутреннему Хакса.
— Слушай, рыжий, тут такое дело… — он все еще несколько злится на того за то, что Хакс сдал его Люку, но сейчас уже не до этого.
— Ну? — хмыкает в трубку тот. — Нашел еще один клуб, который нужно срочно проверить? Детектив Соло и его чутье, часть вторая?
— Нет, — Бен надевает свой пиджак, вернувшийся к нему так внезапно, и проводит пальцем по лацкану. Это словно прикоснуться к ее щеке. — Меня интересуют открытки. Старые открытки. У тебя же есть какой-нибудь файлик с именами коллекционеров? А то мне тут понадобилась кое-какая помощь по делу.
— По делу… Ага, — по голосу Хакса ясно, что тот ему ни капли не верит. — Ладно, будет тебе такой файлик. Но не безвозмездно.
— Давай, ты это припомнишь мне, когда будешь метить на мое место, идет? — Бен улыбается и принимается собираться.
На самом деле Люк прав, как-то давно он не отдыхал. Самое время в отпуск.
====== Mirrors (Кайло Рен/ Энакин Скайуокер) ======
Комментарий к Mirrors (Кайло Рен/ Энакин Скайуокер) Вот такая вот внезапная часть, написанная на ФБ для команды инцеста.
Надеюсь, вам эта парочка тоже зайдет, потому что в них есть что-то ну совершенно противоестественно притягательное)
Кайло Рен ненавидит зеркала.
Собственное отражение ему никогда не нравилось. С самого детства он обречен смотреть на нелепую копию своего отца, только более молодую и несовершенную. Длинный нос и слишком большой рот, оттопыренные уши, которые бесполезно прятать под волосами, их все равно видно.
Только таким он его и знает. В остальном Хан Соло идеальный отец — его просто нет.
Зеркала умудряются расколоть пополам его и без того асимметричное лицо, выделяя глубокие темные провалы вместо глаз.
Зеркала никогда не лгут, и он сам прекрасно знает, что уродлив и жалок. И никогда не станет похожим на Дарта Вейдера.
Это желание рождается из одной мысли, напоминающей укол. Сперва Кайло не замечает его, как не замечают крошечную ранку, пока она не расползлась отравленными пятнами по всему телу.
Ему пятнадцать, и голос в голове давно не кажется чем-то особенным. Сноук просто дает ему выбор. Право решать за себя, а не делать так, как всегда поступал отец, — сбегать.
— В тебе скрыто куда больше, чем ты думаешь, Бен, — чужой шепот в голове до сих пор вызывает в нем дрожь и ощущение мурашек по коже, но это совсем не страх. — Ты Скайуокер. Настоящий Скайуокер.