В афинском народном собрании звучали голоса немедленно расправиться с непокорными. Ссылались на то, что беотийцы, не получив поддержки Афин, выйдут из союза и станут добычей Спарты, которая, правда, открыто не вмешивается в события, но тайно готовит заговоры и мятежи.
Перикл выступил перед народом. Он предлагал не спешить, не раздувать конфликт в столь неподходящий момент. «Как стратег, — пишет Плутарх, — Перикл славился больше всего своей осторожностью: он добровольно не вступал в сражение, если оно было опасно, а исход его сомнителен. Тем военачальникам, которые рискованным путем добивались блестящего успеха и возбуждали всеобщий восторг, он не подражал и не ставил себе в образец». Перикл предпочитал действовать наверняка. Он убеждал демос не ввязываться в сомнительные предприятия и испробовать другие средства, чтоб сохранить Беотию. Но стратег Толмид, упоенный славой, рвался в бой. И тысяча добровольцев-гоплитов готова была немедленно двинуться в поход, уверенная в легкой победе.
Народное собрание колебалось. Его не убедил и последний аргумент Перикла: «Ты не хочешь послушаться Перикла, Толмид? Пусть так! Но ты, по крайней мере, не ошибешься, если доверишься и подождешь самого умного советника — время».
Скоро это изречение стало крылатым, еще больше укрепив авторитет Перикла как разумного руководителя народа. Толмид же его оценил лишь перед своей гибелью. Его отряд был разгромлен, и афинянам пришлось покинуть Беотию. Повсюду олигархи возвращались к власти и заключали союз с Фивами.
Вслед за этим восстала Эвбея — остров, из которого, по словам Фукидида, афиняне «извлекали больше выгоды, чем из самой Аттики». Отпадение Эвбеи не только создавало непосредственную опасность для Афин, но грозило вызвать цепную реакцию: многие государства Афинского союза не скрывали того, что положение зависимых союзников их тяготит.
Перикл понял, что медлить нельзя. Он возглавил карательную экспедицию против Эвбеи. Едва он появился на острове, гонцы принесли еще более тревожное известие: подняли мятеж Мегары, уничтожившие афинский гарнизон, а спартанские войска под командованием царя Плистонакса подошли к границам Аттики.
Перикл спешно возвращается в Аттику. Едва появившись в Афинах, он узнает, что неприятель уже занял Элевсин. Перикл думает о спасении государства. Плистонакс еще молод, он во всем послушен Клеандриду, военачальнику, которого спартанское правительство назначило советником и помощником царя. А Клеандрид столь же опытен, сколь и корыстолюбив. Сумма в 10 талантов его вполне удовлетворяет. И Перикл без труда договаривается с ним втайне от всех. Пелопоннесские войска неожиданно уходят из Аттики. Когда они возвращаются на родину, возмущенные спартанцы приговаривают бежавшего Клеандрида к смертной казни, а на Плистонакса налагают огромный штраф, который он не в силах уплатить и потому вынужден покинуть Спарту.
Афины были спасены. Перикл получил полную свободу действий и снова покорил столь важную для Аттики Эвбею.
Из Халкиды Перикл удалил всех владельцев крупных поместий и, восстановив демократию, заключил, как и с прочими городами, союзный договор. «Совет и народ решили…
По следующим пунктам пусть принесут присягу Совет и судьи афинян: „Я не изгоню халкидян из Халкиды и не разорю их город, и честного человека без суда и постановления народа афинского не могу лишить гражданских прав, не накажу изгнанием, не арестую, не убью, не отниму ни у кого денег, не поставлю без предуведомления на обсуждение приговор как против общины, так и против какого-либо частного лица. Это я буду соблюдать по отношению к халкидянам, если они будут повиноваться народу афинскому“.
По следующим пунктам пусть принесут присягу халкидяне: „Я не изменю народу афинскому ни хитростями, ни какими-нибудь происками, ни словом, ни делом и не послушаюсь того, кто задумает изменить. И если кто-нибудь изменит, я сообщу афинянам. И подать я буду вносить афинянам такую, какую выхлопочу от них. И союзником я буду, насколько могу, лучшим и добросовестным. И народу афинскому стану помогать и содействовать, если кто-нибудь нанесет ему обиду, и буду повиноваться ему“.
Пусть принесут присягу все совершеннолетние халкидяне. Если же кто не даст присяги, да будет тот лишен гражданской чести, имущество его конфисковано и десятая часть его сделается собственностью Зевса Олимпийского.
О наказаниях пусть халкидяне в Халкиде решают по собственному усмотрению, как афиняне в Афинах; за исключением изгнания, смертной казни и лишения гражданской чести. По этим делам пусть им дается право апелляции в Афины, в гелиею.
Об охране же Эвбеи пусть заботятся стратеги как можно тщательней, чтобы было как можно лучше для афинян».
Триумфальное возвращение Перикла вселило новые надежды. В народном собрании опять раздались голоса, требовавшие покорения беотийских городов. Но теперь Перикл был непреклонен и категорически настаивал на прекращении военных действий. Всю жизнь он учился владеть собой и собственным настроением. На пороге 50-летия, достигнув вершины власти, он считал себя вправе усмирять страсти целого народа.
«Перикл, сильный уважением и умом, бесспорно неподкупнейший из граждан, свободно сдерживал народную толпу, и не столько она руководила им, сколько он ею. Благодаря тому, что Перикл приобрел влияние не какими-нибудь неблаговидными средствами, он никогда не льстил массе и мог нередко с гневом возражать ей, опираясь на всеобщее уважение. Так, Перикл всякий раз, когда замечал в афинянах заносчивость и, как следствие ее, несвоевременную отвагу, смирял их до робости. Наоборот, когда видел в них необоснованный страх, он возбуждал в них мужество» (Фукидид).
Демос настроен воинственно. Для обедневших афинян война становится прибыльным ремеслом. Немало и таких, кто не прочь покинуть пределы отечества и поселиться на завоеванных землях Ремесленники, владельцы мастерских, торговцы и купцы мечтают о новых рынках. Голосов земледельцев почти не слышно.
Вождь демоса ставит на карту свою репутацию: он признает правоту соперников и настаивает на переговорах. Бесстрастно он опрокидывает один аргумент за другим и доказывает, что любая агрессия сейчас равносильна самоубийству.
Все знали, что знатные спартанцы охотно брали взятки, и Перикл, договариваясь с ними о мире, не жалел денег. В 445 году до Р. X. державы заключают 30-летний мир. Спартанцы признают Афинский морской союз, а афиняне отказываются от всех владений в Пелопоннесе. Обе стороны обязуются не вмешиваться в дела друг друга.
Но Перикл не удовлетворился этим. В мыслях он видел Афины центром всей Эллады, объединителем и наставником всего греческого мира. Народное собрание с удивлением услышало: «Я предлагаю всем эллинам, где бы они ни жили, в Европе или Азии, в малых городах и больших, послать на общий съезд в Афины уполномоченных, чтобы они приняли решение о греческих храмах, сожженных варварами, о жертвах, которые следует принести за спасение Эллады по обету, данному богам, о безопасном для всех плавании по морю и о мире».
Двадцать послов разъехались по греческим городам. Вернулись они ни с чем. Спартанцы и их союзники уловили политический смысл плана Перикла, справедливо полагая, что Афины претендуют на роль не только политического, но и религиозного центра всей Эллады и хотят превратить свой морской союз в общегреческий.
Неудача не обескуражила Перикла. Он сделает все для того, чтобы за Афинами утвердилась слава первого города Греции. Они затмят остальные полисы не только своей мощью и богатством, но и красотой. Они станут «Элладой в Элладе». Разве не говорят уже сейчас, что «тот, кто не видел Афины, — чурбан, кто видел их и не восторгался — осел, а если добровольно покинул их, — верблюд»?
Мир можно покорить не только оружием. Он превратит Афины в единственный, неповторимый город, достойный поклонения и подражания.
Перикл сделал Афины прекраснейшим городом Греции, украсив их великолепными зданиями и произведениями искусства.
В продолжение еще пятнадцати лет, до самой своей смерти, Перикл управлял афинским народом по своей воле, подобно монарху. Народное правление, по свидетельству историка Фукидида, было только видимым, в самом же деле было самовластие первого мужа в народе.