Странная и неожиданная мягкость приговора вызвала в Мандельштаме подлинное душевное смятение, вылившееся в ряд стихов с открытым приятием советской действительности и с готовностью на жертвенную смерть: «Стансы» (1935 и 1937), так называемая «Ода» Сталину (1937) и другие. Но многие исследователи творчества Мандельштама видят в них только самопринуждение или «эзопов язык». Мандельштам временами надеялся, что «Ода» Сталину спасет его, но позже он говорил, что «это была болезнь», и хотел ее уничтожить.
После Воронежа Мандельштам почти год живет в окрестностях Москвы, по словам А. Ахматовой, «как в страшном сне». Этот сон оборвался в 1938-м.
После ссылки разрешения жить в столице Мандельштам не получил. Работы не было. И вдруг секретарь Союза писателей СССР Ставский, к которому безуспешно пытался попасть Мандельштам, но который так и не принял поэта, – именно он предлагает Мандельштаму и его жене путевку в Дом отдыха «Саматиха», причем на целых два месяца. А. Фадеев, узнав об этом, почему-то очень расстроился, но Мандельштам был несказанно рад.
30 апреля 1938 г. был подписан ордер на новый арест поэта. Мандельштама арестовали в том Доме отдыха, путевку в который ему любезно предоставил человек, перед этим написавший… донос на поэта. Донос и стал причиной ареста. Судить же Мандельштама могли уже за одну его анкету: «Родился в Варшаве. Еврей. Сын купца. Беспартийный. Судим». 1 мая 1938 г. Мандельштама арестовали второй раз.
«Ося, родной, далекий друг! – пишет мужу Надежда Мандельштам. – Милый мой, нет слов для этого письма, которое ты, может, никогда не прочтешь. Я пишу его в пространство. Может, ты вернешься, а меня уже не будет. Тогда это будет последняя память… (…)
Каждая мысль о тебе. Каждая слеза и каждая улыбка – тебе. Я благословляю каждый день и каждый час нашей горькой жизни, мой друг, мой спутник, слепой поводырь… (…)
Жизнь долга. Как долго и трудно погибать одному – одной. Для нас ли – неразлучных – эта участь? Мы ли – щенята, дети, ты ли – ангел – ее заслужил? (…)
Не знаю, жив ли ты… Не знаю, где ты. Услышишь ли ты меня. Знаешь ли, как люблю. Я не успела тебе сказать, как я тебя люблю. Я не умею сказать и сейчас. Я только говорю: тебе, тебе…
Ты всегда со мной, я – дикая и злая, которая никогда не умела просто заплакать, – я плачу, плачу, плачу.
Это я – Надя. Где ты? Прощай».
Это письмо Надежда Мандельштам написала мужу 28 октября 1938 г., оно уцелело случайно. В июне 1940 г. жене поэта вручили свидетельство о смерти Осипа Мандельштама. Согласно официальному свидетельству, Мандельштам умер в пересыльном лагере под Владивостоком «Вторая речка» 27 декабря 1938 г. от паралича сердца.
Помимо данной версии существовало еще и множество других. Кто-то рассказывал, что видел Мандельштама весной 1940 г. в партии заключенных, отправляющейся на Колыму. На вид ему было лет 70, и производил он впечатление сумасшедшего. По этой версии он умер на судне по дороге на Колыму, и тело его было брошено в океан. По другой версии – Мандельштам в лагере читал Петрарку и был убит уголовниками. Но это все легенды.
Мандельштама уничтожили физически, но не сломили нравственно. В нем до конца «росли и переливались волны внутренней правоты». Железный дух Мандельштама невозможно было согнуть, и он прекрасно все понимал про себя и свое Божье дело: «Раз за поэзию убивают, значит, ей воздают должный почет и уважение, значит, она власть».
«Когда я умру, потомки спросят моих современников: «Понимали ли вы стихи Мандельштама?» – «Нет, мы не понимали его стихов». – «Кормили ли вы Мандельштама, давали ли ему кров?» – «Да, мы кормили Мандельштама, мы давали ему кров». – «Тогда вы прощены»».
ИОСИФ БРОДСКИЙ
Иосиф Александрович Бродский – один из крупнейших поэтов второй половины XX века, лауреат Нобелевской премии по литературе (1978), переводчик, драматург.
Первая половина жизни Бродского прошла в Ленинграде. Родился Иосиф за год до начала войны, 24 мая 1940 г., и был единственным ребенком в семье. Отец будущего поэта работал фотокорреспондентом, в свое время окончил университет, служил на флоте. Мать работала кассиром и бухгалтером. В послевоенные годы семья жила очень бедно, как и большинство ленинградцев, в коммуналке, в квартире, которая до революции принадлежала Д. Мережковскому. Позже Бродский вспоминал: «Финансовое положение моей семьи было мрачным: существовали мы преимущественно на жалованье матери, потому что отец, демобилизованный с флота в соответствии с неким потусторонним указом, что евреи не должны иметь высоких воинских званий, никак не мог найти работу».
Пытаясь помочь родителям, Иосиф ушел из 8-го класса школы, чтобы работать на заводе. Учился в школе рабочей молодежи, однако аттестата об окончании школы не получил. Через год Бродский уволился с завода, где работал фрезеровщиком. Он решил стать врачом и пошел работать санитаром в морг, чтобы набраться околомедицинского опыта. Далее он часто менял работу: был внештатным корреспондентом газеты, техником-геодезистом, работал фотолаборантом, кочегаром в городской бане, грузчиком; побывал в геологических экспедициях в Якутии, на Беломорском побережье, на Тянь-Шане и в Казахстане.
Писать стихи Бродский начал поздно, уже после расставания со школой. Первые стихотворения им были написаны в геологической экспедиции в 1957 г.
Бродский усиленно занимается самообразованием, самостоятельно изучает языки – английский, польский, сербскохорватский; много читает польскую, английскую и американскую поэзию, классическую мифологию, религиозную философию. (В это же время он занимается переводческой деятельностью, переводит английскую, американскую, польскую поэзию, с подстрочника – испанскую.
До эмиграции из СССР в официальных советских изданиях у Бродского было опубликовано всего четыре стихотворения, он печатался в журнале «Костер». В конце 1959 г. Бродский передал ряд своих произведений в первый самиздатовский журнал «Синтаксис», который начал выпускать Александр Гинзбург. После выхода третьего номера журнала Гинзбурга арестовали, Бродского вызвали в КГБ и сделали предупреждение. И еще у молодого Бродского до эмиграции публиковались стихи за границей в газете «Русская мысль» и «Новое русское слово».
К началу 1960-х гг. Иосиф Бродский сблизился с группой ленинградских поэтов, среди которых были Евгений Рейн (Бродский называл его своим учителем и другом), Анатолий Нейман, Дмитрий Бобышев, Александр Кушнер и другие. Бродский стал хорошо известен среди молодежи и в неофициальных литературных кругах как очень одаренный поэт и переводчик. Однако официальная, «большая» советская литература с самого начала категорически отвергала Бродского, давая ему случайные заработки лишь на стихотворных переводах.
Огромную роль в судьбе Бродского сыграло знакомство с Анной Ахматовой, которая хотела видеть в молодом поэте своего литературного преемника, сравнивая его по масштабу таланта с Мандельштамом. С Бродским Ахматова связывала надежды на расцвет русской поэзии. Один из своих поэтических сборников Ахматова подарила Бродскому с надписью: «Иосифу Бродскому, чьи стихи мне кажутся волшебными».
Неординарная и независимая личность Бродского не осталась не замеченной теми, кто был приставлен надзирать за литературой. После появления указа «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда», Бродского, не числившегося тогда ни на какой определенной работе, в 1962 г. в первый раз вызвали в милицию и предупредили об ответственности за тунеядство. Но вскоре городские партийные и литературные власти решили на примере Бродского всем показать, чем может закончиться чрезмерный нонконформизм «свободных художников», почуявших дыхание «оттепели» 60-х.
В газете «Вечерний Ленинград» от 29 ноября 1963 г. появилась статья «Окололитературный трутень», подписанная Лернером, бывшим капитаном КГБ. В статье Бродский характеризовался как человек, не занимающийся общественно полезным трудом. 13 декабря правление Ленинградского союза писателей под руководством Александра Прокофьева отмежевалось от Бродского, чем фактически санкционировало его преследование.