Зрелища уничтожения и гибели особенно ужасны были на Чугунном заводе. С самого начала наводнения рабочим было позволено вернуться в свои жилища, расположенные отдельно от завода. Но вода прибывала так быстро, что вскоре стала неодолимым препятствием.
Александр I смотрел на ужасы наводнения с балкона Зимнего дворца. Едва вода настолько стекла, что можно было проехать по улицам, он поехал в Галерную гавань.
Страшная картина разрушений предстала перед ним. Пораженный, он вышел из экипажа и несколько минут стоял безмолвно. Слезы медленно текли по его лицу. Народ обступил Императора с воплями и рыданиями. “За наши грехи Бог нас карает!” – сказал кто-то из толпы. “Нет, за мои!” – ответил скорбно, с грустью Государь.
Целую неделю посещал он места разорения, принося пострадавшим помощь вещественную и утешение».
Много подробностей о том, как гибли несчастные люди, содержится в письмах И.И. Мартынова. «У соседа моего Гофмана в подвале плавали две утонувшие женщины. У другого соседа, Геракова, потонули семь человек. Одна из этих жертв подносит ко лбу своему руку с тремя сложенными перстами, чтобы перекреститься. В другой руке зажата 25-рублевая ассигнация.
Одна женщина лишилась приюта, бежит по воде с малолетней дочерью, выбирая высокие места. О своей жизни она уже не думает. Вдруг видит позади себя солдата, который плывет на бревне. Она бросает к нему через голову свое дитя. Солдат подхватывает девочку, а бедная мать на его глазах погружается в воду и тонет».
Из многих трагических эпизодов петербургского наводнения, описанных И.И. Мартыновым, выделяется только один светлый момент. «Жена одного солдата пошла за покупками на рынок и заперла комнату, оставив там двух своих малюток. По дороге она была застигнута водой и вынуждена была спасаться в чужом доме. На другое утро спешит она домой и с тоской думает, что не увидит более своих детей живыми. Но, отворяя дверь, к величайшей своей радости, она видит своих детишек спящими на столе посреди комнаты. Приход матери разбудил детей, и они рассказали: “Мы играли в комнате, и как вода стала входить сюда, то мы вскочили на стул, а потом на стол. Было очень весело, когда стол начал плавать по комнате. Но на нем было трудно держаться, тогда мы легли и уснули”.
Но таких счастливых случаев было очень мало. Вода неистово прибывала до двух часов, а в четверть третьего вдруг начала быстро спадать. Неописуемая радость охватила петербуржцев. Однако вслед за этим наступила почти ночная темнота, а к утру 8 ноября ударил мороз. Стужа особенно чувствительной сделалась для тех, кто спасался не в жилых помещениях, не в домах, а на крышах, чердаках и на деревьях, у кого не было под рукой ни еды, ни теплой одежды.
В Адмиралтейской части и везде, где строения были каменные, наводнение оказало не столь пагубное воздействие. Но затопление всех нижних этажей, магазинов, складов, лавок, лабазов и погребов нанесло несметные потери. За короткое время невозможно было спасти все товары и запасы, и на одной только Бирже пропало 300 000 пудов сахару. Не меньше исчезло и соли. Совершенно не годными сделались крупа и овес, а также все колониальные товары.
Быков, лошадей, коров и прочей домашней живности в одном только Петербурге погибли 3609 голов. Их невозможно было свозить за город и закапывать, поэтому сжигали прямо в городе.
В городе погибли более трех тысяч человек, большей частью люди из низшего сословия. Но и те, которые уцелели, немногим отличались от мертвых – так они были измучены борьбой с волнами.
Наступающая зима грозила стужей. Там, где в зданиях вода доходила до печей, они приходили в совершеннейшую негодность, и топить их было невозможно. Мало-помалу разрушались не только кирпичи, но и сами изразцы. Вода подняла полы, а под полами повредила кирпичную выстилку, которую надо было обязательно переделывать.
Очевидцем наводнения был и А.С. Грибоедов, который впоследствии писал: «Ветер сильнейший, и в панораме пространное зрелище бедствий… Хаос, океан, смутное смешение хлябей, которые отовсюду обтекали видимую часть города, а в соседних домах, примечал я, как вода приступала к дровяным запасам, разбирала по частям, по кускам и их, и бочки, ушаты, повозки и уносила в общую пучину… Сошедши несколько ступеней, узнал, что пятнадцать детей, цепляясь, перелезли по кровлям и еще не опрокинутым загородам, спаслись в людскую, к хозяину дома, в форточку… Все это осиротело. Где отцы их, матери?»