Полководец Эрвендаль, отец Амледа и зять короля данов Рерика, из зависти был убит собственным братом Фенге якобы за то, что истязал свою жену Геруд (Гертую). В доказательство своей правоты Фенге женился на вдове убитого. Амлед был бессилен противостоять преступнику и, чтобы выжить, притворился сумасшедшим. По приказу Фенге молодому человеку не раз устраивали проверки на здравомыслие (некоторые Шекспир ввел в сюжет своей трагедии). Невзирая на то что Амлед с успехом их преодолел, Фенге все равно опасался приемного сына и решил отправить его к своему другу – английскому королю – с просьбой умертвить пасынка. Во время путешествия на корабле обреченный выкрал и переделал сопроводительные руны: теперь должны были казнить приставленных к нему слуг, а самого молодого человека женить на дочери короля. Так все и произошло. Амлед прожил в Англии год. Тайно вернувшись в Ютландию, он убил Фенге и сжег всех знатных сторонников поверженного конунга, которые накануне преступления пьянствовали в зале для пиршеств. Такова первая часть саги.
Во второй части Амлед был провозглашен королем Ютландии. Затем он снарядил три корабля и отправился в Англию за законной супругой. Но английский король, узнав об убийстве Фенге, решил отомстить Амледу. В ходе сложнейших перипетий ютландец убил короля и, вернувшись на родину, попытался захватить власть во всей Дании. Бунтовщик погиб в битве при Аммельхеде, где в его честь ныне установлен гробовой камень.[47]
Неизвестно, каким первоисточником пользовался Шекспир. Высказываются предположения, что он был знаком с трудом Саксона Грамматика. Некоторые исследователи полагают, что драматург читал на английском языке книгу французского писателя Франсуа Бельфоре (1530–1583) «Трагические истории», опубликованную в Англии под названием «История Гамлета». Но вероятнее всего, в английской литературе уже имелось какое-то пропавшее во времени художественное произведение о судьбе Амледа, которое и легло в основу пьесы.[48]
Как бы там ни было, но драматург действовал в свойственной ему манере – не церемонясь с правдой жизни. Шекспир переработал сюжет в некий абстракт с полусказочным, активно развивающимся, но совершенно оторванным от реалий действием, и наполнил его художественными пересказами трудов французского философа Монтеня в виде риторических монологов, зачастую противоречащих сюжету трагедии.
Образ Гамлета заведен Шекспиром в тупик в первом же акте, когда принц встретился с Призраком отца. Все дальнейшие его действия и речи столь не соответствуют характеру поведения человека, воочию и при свидетелях общавшегося с потусторонним миром, что толкователям трагедии приходится изворачиваться всеми силами, чтобы доказать правомерность решений принца. Чего стоят те же сцена «мышеловки», прославленный монолог «Быть или не быть» или диалог с Горацио о бедном Йорике и царе Александре.
Однако гениальность Шекспира-драматурга как раз и заключается в том, что он никогда преднамеренно и не создавал конкретные человеческие образы. Шекспир лишь набрасывал канву сюжета, в которую вводил мертвые манекены-контуры с набором риторических и характерных фраз и монологов. Они способны ожить только при условии поселения в них конкретных личностей. И чем глубже и разностороннее такая личность, тем тоньше, проникновеннее и реалистичнее преобразуется манекен в живую сущность. Как раз из этого приема и проистекает непреходящая современность шекспировских героев, их неисчерпаемая многоплановость и бесконечные возможности в их трактовке.
Необычайно тонко подметил это (но, к сожалению, не развил тему) прозорливый В.Г. Белинский в статье «“Гамлет”. Драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета»: «Гамлет!.. это вы, это я, это каждый из нас, более или менее, в высоком или смешном, но всегда в жалком и грустном смысле…»[49]
Другими словами, сколько бы мы ни говорили об образе Гамлета, на самом деле мы будем говорить о себе в русле понимания нами (даже без знания ее) скептической философии Монтеня. Сколько бы мы ни обсуждали какую-либо постановку «Гамлета», на самом деле мы будем обсуждать понимание режиссером и исполнителем главной роли философии Монтеня в свете понимания ее именно (и только) нами. Почему так? Потому что собственно Гамлета, осязаемого, реального, – не существует! Оттого и бессмысленно было бы пытаться сделать трагедию «Гамлет» правдоподобной и оправданной в духе системы Станиславского. Гений Шекспира, умертвив реальность своих предшественников, создал ирреальный контур под названием Гамлет, в который помимо воли попадает каждый из нас, соприкоснувшись с этим воистину страшным мистическим произведением.
47
Захоронение находится около местечка Ослев на полуострове Ютландия в Дании; надмогильный камень там установили только в 1936 г.
48
Имеется версия, что Шекспир использовал несохранившуюся пьесу драматурга Томаса Кида (1558–1594), одного из реформаторов английского театра и создателя жанра трагедии мести.