Как чудо вырос на песчаниках прекрасный замок Бельвю. 2 декабря 1750 года в декорированном в китайском стиле маленьком театре был показан балет «Амур-архитектор». На сцене можно было увидеть парящую в воздухе гору Лафонтена, на неё спускался замок фаворитки, а с улицы на сцену въезжала повозка с закрытым коробом, который опрокидывался, и из него высыпались хорошенькие женщины, это были балерины…
Однако всех этих дворцов маркизе было мало. Она взяла в аренду у герцога де Лавальера его дом в Шам, у герцога де Жевра — его поместье в Сент-Уэне, купила Менар, Бабиоль, владение Севр и землю в Лимузене. И в королевских замках она также многое меняла в соответствии со своим вкусом. Это было основной заботой и развлечением госпожи де Помпадур — постоянно и с большой выдумкой заниматься перестройкой, так что для скучавшего короля всё совершённое ею было развлечением и походило на постоянные сюрпризы из шкатулки.
В своём доме и в королевских покоях волшебница Жанна переносила Людовика в мир великолепной архитектуры, причудливых дворцов, под своды аллей столетних деревьев, где, впрочем, всё было обустроено в соответствии со здравым смыслом, и каждый дом нёс на себе отпечаток модной пасторали. Сады Помпадур, далёкие от обычной помпезности, представляли собой живописный мир из заросших жасмином и миртом уютных беседок, клумб с розами, статуй Амуров в самых неожиданных местах, полей нарциссов, гвоздик, фиалок, тубероз… В этих чудных декорациях король снова начинал чувствовать вкус к жизни. Маркиза вновь и вновь покоряла его своей способностью представать перед ним всякий раз новой и неожиданной. В этом ей помогали изысканные макияжи и костюмы, целый калейдоскоп костюмов! То она переодевалась в костюм султанши с картин Ван Лоо, то являлась в костюме крестьянки. Именно этот образ сохранила нам живопись. Портрет, где она изображена в кокетливой соломенной шляпке, в голубом платье с корзиночкой цветов в левой и букетом гиацинтов в правой руке, Помпадур считала лучшим своим изображением. Кстати, именно с лёгкой руки Помпадур, голубые платья стали называть «платьем маркизы».
Специально для короля она придумала ещё один необыкновенный костюм, он был назван «неглиже а ля Помпадур»: что-то вроде турецкого жилета, который облегал шею, застёгивался на пуговицы на предплечье и облегал спину до бёдер. В нём маркиза могла показать всё то, что хотела, и лишь намекнуть на всё, что желала скрыть.
Свою жизнь при дворе Жанна называла постоянной борьбой против врагов, и она вряд ли могла надеяться, что когда-нибудь для неё наступят мир и покой. И в то же время она должна была всегда выглядеть жизнерадостной и беззаботной в присутствии короля и придворных.
Фаворитка изматывалась в постоянной борьбе за сохранение своего влияния и своей власти. В угоду честолюбию приносилось хрупкое здоровье. Маркиза употребляла всевозможные средства, чтобы в глазах Людовика её уже несколько поблёкшие молодость и красота выглядели всё так же привлекательно. Ей приходилось прибегать к различным ухищрениям, чтобы по-прежнему возбуждать чувственность короля.
Но в конце концов Жанна пришла к разумному выводу, что не должна мешать Людовику заводить новых любовниц. Лучше будет, если она останется просто его другом и будет держать под контролем его мимолётные увлечения. И постоянно следить за ним. Так ей скорее удастся не пропустить появления опасной его привязанности к женщине, превосходящей её по уму и красоте. И первую из этих девочек она привела сама. Это была малышка Марфи, чей портрет кисти Буше всем известен.
Утратив власть над сердцем короля, маркиза попыталась подобраться к высшей власти с другой стороны. Так как её брат поощрял культурную жизнь государства и к тому же должен был заниматься этим по долгу службы, она старалась окружить себя поэтами, учёными и философами.
Вне конкуренции среди них был Вольтер, старый друг маркизы и д'Этиоля. Маркиза оказывала ему явное предпочтение, сделала его академиком, главным историком Франции, главным камергером. В свою очередь он написал для придворных праздников «Наваррскую принцессу», «Храм Славы», посвятил маркизе «Танкреда» и прославил её в стихах и прозе. «Помпадур, вы украшаете своей особой двор, Парнасс и остров Гетер!» — восклицал он с восхищением и благодарностью, а когда она безвременно умерла, он написал Сидевилю: «Я глубоко потрясён кончиной госпожи де Помпадур. Я многим обязан ей, я оплакиваю её. Какая ирония судьбы, что старик, который только и может, что пачкать бумагу, который едва в состоянии передвигаться, ещё жив, а прелестная женщина умирает в 40 лет в расцвете самой чудесной в мире славы…»