Истомившись в Индии, Никитин в конце 1473 (или 1471) года отправился в обратный путь, описанный им очень кратко. Он пробирается к берегу моря. По суше, через мусульманские страны, путь был закрыт – иноверцев там силой обращали в свою религию, а для Никитина было легче жизни лишиться, чем принять басурманство.
Из Бидара попал он в Каллур, просидел в нем пять месяцев, закупил драгоценные камни и двинулся к морю – в Дабул (Дабхол). Почти год ушел на эту дорогу.
Дабул был в то время большой, богатый город, расположенный на западном побережье Индии. Здесь Никитин скоро нашел корабль, идущий в Ормуз, заплатил два золотых и снова оказался в Индийском море. «И плыл я… по морю месяц и не видел ничего, только на другой месяц увидел Ефиопские горы… и в той Ефиопской земле был пять дней. Божией благодатью зло не произошло, много роздали мы ефиопам рису, перцу, хлебов, и они суда не пограбили». Под «Ефиопскими горами» подразумевается северный высокий берег полуострова Сомали. Вот уж не чаял Афанасий увидеть Африку…
Судно достигло Маската, пройдя около 2 тысяч километров против ветра и течения. Через девять дней плавания корабль благополучно пристал в Ормузе. Вскоре Никитин двинулся на север, к Каспийскому морю, уже знакомой дорогой. От Тавриза он свернул на запад, в Орду – стан Узун-Хасана, который как раз в это время вел войну против Мухаммеда II, владыки Османского царства.
В Орде Никитин задержался на десять дней, «ано пути нету никуды» – кругом кипели сражения, а к началу 1474 года перебрался в Трапезунд, город на южном побережье Черного моря.
Но в Трапезунде в нем заподозрили лазутчика Узун-Хасана, «хлам весь к себе взнесли в город на гору, да обыскали все…» – видно, искали тайные грамоты. Грамот никаких не нашли, однако добро, какое было, «выграбили все», только и осталось, что держал при себе…
За два золотых договорился он о переправе через Черное море. Сильный шторм через пять дней погнал корабль обратно, и более двух недель пришлось путникам пережидать в Платане, неподалеку от Трапезунда.
За золотой его взялись перевезти в генуэзскую Кафу (Феодосию), но «из-за сильного и злого ветра» судно достигло ее только 5 ноября. В Кафе он слышит русскую речь и сам говорит на родном языке. Дальше Никитин не вел записей. Здесь он провел зиму 1474/75 года и, вероятно, привел в порядок свои наблюдения.
Три моря оставил за спиной Афанасий Никитин, и лишь дикое поле отделяло его теперь от Руси. Однако напрямую идти он не решился, а пошел нахоженной дорогой сурожан – московских гостей, торгующих с крымским городом Сурожем, – через земли Великого княжества Литовского. Для него эта дорога была безопасней: Тверь, в отличие от Москвы, с Литвой дружбу водила, и тверичу здесь бояться было нечего.
Весной же 1475 года вместе с несколькими купцами Афанасий двинулся на север, скорее всего, по Днепру.
Из краткого вступления к его «Хожению…», включенному в «Львовскую летопись» под 1475 год, видно, что он, «Смоленска не дойдя, умер [в конце 1474 – начале 1475 года], а писание своей рукой написал, и его рукописные тетради привезли гости [купцы] в Москву…»
Тетради, исписанные рукою Никитина, попали в Москву, к дьяку великого князя Василию Мамыреву. Тот сразу же понял, какую ценность они представляют – ведь до Никитина русские люди не были в Индии.
В XVI–XVII веках «Хожение…» неоднократно переписывалось: до нас дошло по крайней мере шесть списков. Его путешествие с экономической точки зрения оказалось невыгодным предприятием. Но Никитин был первым европейцем, давшим вполне правдивое описание средневековой Индии, которую он обрисовал просто, реалистично, деловито, без прикрас.
«А Русскую землю Бог да сохранит… На этом свете нет страны, подобной ей, хотя бегляри [княжеские наместники] Русской земли несправедливы. Да будет Русская земля благоустроена, ибо справедливости мало в ней», – писал Афанасий Никитин.
Васко Нуньес де Бальбоа
(ок. 1475–1517)
Испанский конкистадор. В поисках золота первым из европейцев пересек Панамский перешеек и достиг берега «Южного моря» – Тихого океана (29 сентября 1513 года). Открыл Жемчужные острова.