Но так ли уж велика разница, 9 или 99, поскольку молодой Гретцки продолжал забрасывать шайбы одну за одной, набирая при этом по 182 очка за шестьдесят четыре игры. Такая игра привлекла к себе внимание «Индианаполис Рейсерс» из возникшей на ровном месте Всемирной хоккейной ассоциации, и он подписал с командой четырехлетний контракт на сумму 875000 долларов. Но уже после восьмой игры «Рейсерс», пребывавшие на тонком в финансовом отношении льду, обнаружили, что этот еще не брившийся новичок представляет собой отличную монету, и продали его контракт «Эдмонтон Ойлерз», также входившей тогда в ВХА.
Словом, Гретцки собрал свои клюшки и переехал в Эдмонтон, чтобы в одиночку приступить там к штурму книги рекордов. В своем первом полном году игры в «крупной» хоккейной лиге, еще за три года до достижения совершеннолетия, игрок, которого теперь называли Мальцом, набрал 104 очка, забросив 43 шайбы и сделав 61 передачу. Однако критики вновь принялись водить носами: это же всего лишь ВХА, лига, составленная из игроков бывших или не реализовавшихся. В 1979-м ВХА упразднили, и Эдмонтон вошел в состав старой доброй Национальной хоккейной лиги. А Гретцки, заиграв уже среди самых «старших», обрел буквально звездную яркость и подтвердил свой статус, набрав 137 очков при 51 шайбе и 86 передачах.
В следующие годы его карьера покатилась по уже накатанной колее, и Гретцки продолжал извлекать рекорд за рекордом из бездонной шляпы собственных достижений, став первым хоккеистом в истории НХЛ, превзойдя отметку в 200 очков – и не один, а четыре раза! – забросив за сезон рекордные 92 шайбы, и т д., и т п., поставив столько рекордов, что мозги статистиков начинали вращаться вхолостую, путаясь во всех этих цифрах.
Хотя серебряный конек Гретцки измерили вдоль и поперек, а поклонники уже не знали, каким еще именем назвать своего героя, ему по-прежнему не удавалось покорить своих хулителей. Ибо эти хранители священного огня хоккейной игры, постепенно редеющие, относились к этому благородному занятию с соответствующим трепетом, почитая традиции, восходящие ко дням «Первоначальной шестерки» клубов, образовавших НХЛ, и рассматривая и расширение, и побочные продукты его – такие, как Гретцки с его возком рекордов – в качестве мерзости запустения. Число новых команд в НХЛ настолько шокировало этих людей, что один из них даже заметил, что если ему придется лицезреть встречу «Ракет» с «Акулами», надо, наверное, пояснить, где она происходит – на хоккейной площадке или в «Вестсайдской истории»[30].
Их также смущал хоккейно-шахматный стиль Гретцки, полностью не похожий на все известное. По их мнению, он обладал лишь средней скоростью, менее чем средним ростом и посредственными оборонительными способностями. Черт побери, возмущались они, он не любит силовой борьбы. Кроме того, как намекали некоторые, он предпочитает не сталкиваться очертя голову на поле с верзилами, очищавшими площадку от соперников, в особенности с теми из них, кто ведет шайбу.
Однако ключ Гретцки представлял собой комбинацию движений, которые позволяли ему избегать столкновений с крепкими и злонамеренными защитниками, сохраняя при этом контроль и над шайбой, и над игрой. Как сказал один из партнеров по команде о воистину гейгеровской чувствительности Гретцки: «…похоже, что у него перед глазами где-то было укреплено зеркальце заднего вида».
Центрфорвард Анри Ришар, прославившийся своими удивительными движениями, как-то сказал об этом вундеркинде: «Я еще ни у кого не видел таких движений». Их нужно было видеть, вставлять в рамку и закладывать между страницами учебника по хоккею – для последующих поколений. Вот он изгибается, словно удирающий от собак заяц, чтобы опередить шайбу; вот мчится за ней, словно пес за фазаном, не отводя глаз от полета этой круглой птахи. И всегда, тактически грамотно и инстинктивно выбирая место, он понимал, где находится и чего хочет добиться.
Оказавшись возле шайбы, столь же вожделенной для него, как для кота сметана, он обращался к своему экстрасенсорному восприятию, чтобы выйти на позицию, удобную для броска или паса, часто располагая для этого лишь пространством размером в салфетку – особенно за воротами. Гарри Синден, генеральный менеджер «Бостон Брюинз», увидев Гретцки, не поверил своим глазам и заметил: «Гретцки видит то, чего не видит никто».
Было трудно, если не невозможно поверить в то, что этот тонкий, едва ли не тощий игрок с юным лицом и копной светлых волос сумел переписать книгу хоккейных рекордов, воспользовавшись для этого стилем шахматного гроссмейстера. Но он делал это, причем неоднократно.
Сделав установление рекордов профессией – их было пятьдесят девять по последнему счету, Уэйн Гретцки занес свое имя на страницы книги рекордов всего спорта, став статистически наиболее выдающимся атлетом в истории спортивных игр.
ЭДВИН МОЗЕС
(родился в 1955 г.)
Для большинства знатоков спорта величайшей фигурой в своем постоянстве остается Джо Ди Маггио и его невероятно результативная серия в 56 игр, рекорд, остающийся вечным монументом его постоянству, упорству и блеску. Но если вам нужно еще более выдающееся достижение, мы предлагаем вашему вниманию имя Эдвина Корли Мозеса, одержавшего подряд 122 победы в беге на 400 метров с барьерами, поставив тем самым себе монумент в 2,1785714 раза более высокий, чем у Ди Маггио, если воспользоваться компьютером.
Дело в том, что Эдвин Мозес был мастером в сведении искусства барьерного бега к науке, связывающей компьютеры, физику, физиологию и биохимию, абсолютно ничего не оставляя на волю случаю.
Невзирая на то, что «многие люди считают бег просто физическим процессом», говорил Мозес, «он требует большой технической работы». Возводя хвалу расчету, Мозес соединял ритм барьерного бега с компьютерным методом решения задачи с конечным числом шагов, осуществив революционный переход к тринадцати шагам между барьерами вместо обычных четырнадцати. «Приходится тратить уйму времени, чтобы запихнуть все данные в компьютер», – сказал человек, которого журнал «Лайф» назвал мистером Чародеем, контролировавший свои сердцебиения с убийственной аккуратностью, чтобы повысить точность графиков, отображавших его открытия. Эдвин Мозес всегда исследовал все с максимальной точностью.
Процесс исследования начался в юные годы, когда молодой Мозес, подраставший в Дейтоне, Огайо, предпочитал собирать окаменелости и потрошить лягушек и не думал о беге с барьерами и побитии рекордов. Но любознательность же привела его в не менее любопытный мир легкой атлетики. Одной из попавшихся ему книг был «Справочник бойскаута», а в нем глава, посвященная легкой атлетике.
В 1976 году Мозес стал худощавым парнем, ростом в 190 см, и студентом Колледжа Морхауз в Атланте, Джорджия, специализирующегося в первую очередь в физике и во вторую – в легкой атлетике. И хотя до 27 марта ему не приводилось бегать 400 метров с барьерами на международных соревнованиях, Эдвин решил попытаться попасть на летние Олимпийские игры 1976 года в Монреале. Мозес не только прошел отборочные соревнования, он выиграл золотую медаль с мировым рекордом, показав время 47,64 секунды, опередив второго участника соревнований почти на восемь метров – наибольший отрыв в истории соревнований. Стремящийся к совершенству всегда остается неудовлетворенным, и Мозес потом говорил, что жалеет только о том, что подготовка к Олимпийским играм так повлияла на его занятия, что его успеваемость упала до 3,57 балла.
Жизнь Эдвина Мозеса всегда определялась цифрами, шла ли речь о средней успеваемости, каких-нибудь расчетных величинах или же результатах, достигнутых в длительной серии побед в беге и прыжках, начавшейся в следующем, 1977 году.
Проиграв Харальду Шмидту из Западной Германии 26 августа того года, Мозес неделю спустя вышел на легкоатлетическую арену Дюссельдорфа, чтобы начать самую продолжительную серию побед в истории легкой атлетики – если не всего спорта. Следующие девять лет, девять месяцев и девять дней, 107 финалов, а всего 122 выступления, если включать предварительные этапы, Эдвин Мозес оставался неподверженным этой хвори – поражению.
30
Знаменитый мюзикл А. Лорентса и Л. Бернстайна, повествующий о любви современных Ромео и Джульетты из враждующих нью-йоркских молодежных банд. (Прим. перев.)