Азеф был своим в мире кулис и кафешантанов, в петербургском «Аквариуме» и московском «Яре». Много не пил – один-два бокала «Клико», но женщины, женщины… Он был плотояден и сладострастен и, расслабляясь, швырялся деньгами – партийными и полицейскими…
В «Аквариуме» Азеф познакомился с певичкой, женщиной столь же пышной, сколь и властной, сумевшей взять под башмак своего покровителя. Он сошелся с ней за год до своего краха. Именно ей суждено будет с помощью возницы проводить Азефа в последний путь на вильмерсдорфское кладбище…
Даже самый везучий игрок рано или поздно проигрывает. Два раза партию предупреждали: Азеф – провокатор. Руководство эсеров не верило. Последнюю точку в деле поставил Бурцев, известный революционер, публицист и издатель журнала «Былое». Когда все улики были собраны и подозрения превратились в твердую уверенность, он открыл ЦК партии эсеров истинное лицо главы ее боевой организации. На третейском суде охотник за провокаторами предоставил неопровержимые доказательства, что действующий в партии агент Раскин и Азеф – одно и то же лицо…
Он бежал из Парижа на рассвете 6 января 1909 года. Через несколько дней партия эсеров официально объявила: Азеф – провокатор! Он прекрасно сознавал, что второй раз уйти от расплаты ему не дадут. Оставался только один выход – умереть. Что он и сделал. Евно Азеф скоропостижно скончался… чтобы тут же воскреснуть в образе благополучного господина Неймайера, питавшего страсть к путешествиям.
Побывав в Италии, Греции, Египте, Азеф поселился со своей певичкой в Берлине. Чтобы не утратить вкуса к жизни, стал похаживать на биржу, а дома со знакомыми немцами гонял чаи из настоящего русского самовара и играл в винт по маленькой.
Во время Первой мировой войны Азеф разорился. Когда в 1915 году он выкарабкался из финансовой пропасти, на него обрушился новый удар. Узнав его настоящую фамилию, германская полиция арестовала господина Неймайера как опасного революционера, анархиста и террориста. В тюрьме ему разрешили чтение газет, прогулки, переписку с любимой. Азеф писал ей, что в тюрьме с ним произошел душевный перелом, что все чаще и чаще он обращается к Богу и после молитвы обычно чувствует себя хорошо, страдания укрепляют его душу, потому что только в них обретаешь близость к Богу… В берлинском тюремном каменном мешке великий инквизитор превратился в заурядного проповедника.
На волю он вышел после подписания Брест-Литовского договора и оказался никому не нужным, кроме своей певички. Время преломилось, на дворе была другая история, жизненное пространство вокруг него медленно сужалось. Неожиданно обострилась незалеченная болезнь почек, и 24 апреля 1918 года, когда в Берлине уже стояла весна, около 4 часов пополудни так много переживший «господин Неймайер» покинул этот бренный мир…
«Ереминский документ», или Еще раз о Сталине, агенте охранки[2]
19 сентября 1997 года профессор Юрий Хечинов опубликовал в «Известиях» заметку «Сталин был агентом царской охранки», где он сообщает о «найденном» им в Толстовском фонде, в Нью-Йорке, письме заведующего Особым отделом Департамента полиции Еремина об агентурной работе Сталина. Однако этот документ был давно известен и за границей, и в России. Впервые он публиковался в журнале «Лайф» в апреле 1956 года. В последующие недели он был широко представлен в эмигрантской печати и вызвал полемику. В России письмо приводилось в «Московской правде» еще в марте 1989 года и с этого времени вошло в историографию под названием «Ереминский документ». Оно неоднократно перепечатывалось в российских газетах и журналах.
После публикации в «Лайф» документ был передан на хранение в Толстовский фонд. В сейф одного из нью-йоркских банков он не был «заложен», как утверждает Хечинов, а помещен по соображениям безопасности – чтобы не украли агенты советской разведки.
Журналист И. Дон Левин, напечатавший письмо, возил фотокопию в Европу, где предъявил ее бывшему генералу охранного отделения Александру Спиридовичу, и тот удостоверил подпись Еремина. А известный американский эксперт Алберт Д. Осборн со своей стороны установил, что письмо написано на бумаге русской довоенной фабрикации, на пишущей машинке того типа, которым пользовались в охранном отделении.