После свадьбы, разрешения на разврат, люди пресыщаются друг другом и у них, как у Позднышева с женой, начинаются ссоры и разлады, более того — взаимная ненависть.
Эта последняя происходит из протеста против животной, «свиной связи». Именно она, а не нож, убила его жену, говорит Позднышев. Рождение детей не только не наладило, но, наоборот, еще больше отравило их жизнь. А после того, как она узнала средство предотвращать беременность и снова «ожила» для любви, но явно не с мужем, Позднышева начала терзать ревность. Тогда-то и появился в их доме скрипач Трухачевский, с которым его жена сблизилась на почве музыки.
Как-то Позднышеву пришлось уехать по делам в уезд. Он отправился туда спокойным, да и уездная жизнь подействовала на него умиротворяюще. Однако пришедшее от жены письмо, в котором упоминалось, что заходил Трухачевский, снова разбудило в нем паранойю. Он поспешил обратно домой и приехал, никого не предупредив, поздно вечером. Позднышев застал жену и скрипача за невинной беседой, но в бешенстве заколол ее кинжалом. Трухачевский убежал.
Еще до того, как повесть была закончена окончательно, она стала распространяться в рукописных, а затем и в литографированных и гектографированных списках. Причем помимо воли автора. Они продавались в книжных магазинах и у букинистов. Впервые повесть была литографирована редакцией «Посредника» 29 октября — 1 ноября 1889 года тиражом 300 экземпляров. Отпечатки зачастую выходили без названия и имени автора, текст в них начинается словами: «В вагон входили и выходили…» Бывали такие, обложка которых озаглавлена «Крейцерова соната 1888 года, или повесть о том, как муж убил свою жену», — и украшена рисунком смерти с косой.
За границей повесть была издана в 1890 году в берлинском «Библиографическом бюро», на русском языке. Из-за ее популярности в том же году пришлось печатать второе издание. В России издание запаздывало. Еженедельник «Неделя» в 1890 писал: «В Петербурге идут нескончаемые толки о «Крейцеровой сонате». Черновой набросок ее, неотделанный, незаконченный, пришедший в публику благодаря медвежьей услужливости друзей Л. Н. Толстого, — даже этот черновой список сделался событием. Некоторые нескромные газеты рассказали даже кое-что о содержании «Крейцеровой сонаты»».
Здесь же, в «Неделе» Толстой планировал опубликовать повесть: «Я выбрал Гайдебурова потому, что его издание бесцензурно и не враждебно христианству. Условия мои одни — то, чтобы не было условий и чтобы тут же заявить, что это сочинение не составляет ничьей собственности, и я прошу всех перепечатывать и переводить его. Говорят, что оно опять нецензурно, принимая во внимание нашу теперешнюю», — писал он в письме Н.Н. Страхову. 10 декабря 1889 он записывает в дневник: «Вчера получил письмо от Эртеля и Гайдебурова, что пКрейцерову сонату» не пропустят. Только приятно». П. А. Гайдебуров, глава «Недели» писал Толстому, что, по его мнению, против повести сыграла ее скорая популярность:
«Сегодня ко мне приезжал секретарь здешнего цензурного комитета с официальным поручением от Феоктистова.[3] В виду дошедших до них слухов, что «Соната» появится в «Неделе», мне категорически было объявлено, что она ни в коем случае в России не будет допущена к выпуску в свет и что книжка с этой повестью будет уничтожена: очевидно, после этого она уже не может появиться ни в Юрьевском сборнике, ни где бы то ни было… Вот поистине плачевный результат преждевременного чтения и Сонаты «в петербургских сферах»».
Толстой все же отдал повесть в сборник памяти редактора «Русской мысли» С. А. Юрьева, но опубликовать ее не удалось. Хлопоты друзей писателя в высших правительственных кругах осложнились тем, что Константин Победоносцев, прокурор Священного Синода, повесть читать отказывался, а Е. М. Феоктистов «наговорил ему разные ужасы». Прочитав все же повесть, Победоносцев убедился, что это — «произведение могучее», но тем не менее колебался:
«…когда я спрашиваю себя, следует ли запретить его во имя нравственности, я не в силах ответить да. Оболживит меня общий голос людей, дорожащих идеалом, которые, прочтя вещь негласно, скажут: а ведь это правда. Запретить во имя приличия — будет некоторое лицемерие. Притом запрещение, как вы знаете, не достигает цели в наше время. Невозможно же никоим образом карать за сообщение и чтение повести гр. Толстого».
В августейшей семье мнения тоже разделились: Александру III повесть понравилась, а государыня была шокирована.
Тем временем Софья Андреевна Толстая, жена писателя, продолжала хлопотать о включении повести в 13-й том собрания сочинений Толстого, которое она издавала. На ее письмо министру внутренних дел отвечает Феоктистов, отвечает отказом, «ибо поводом к ее запрещению послужили не одни только… встречающиеся в ней неудобные выражения». Супруга писателя, однако, к февралю 1891 года напечатала 13-й том собрания, — на свой страх и риск. В конце февраля на отпечатанную часть тиража был наложен арест. Недолго думая, Толстая отправилась в Петербург — отвоевывать 13-й том, а по сути — «Крейцерову сонату». Феоктистов 13-й том разрешил, но без опальной повести. Тогда Софья Андреевна добилась встречи с государем и просила его быть цензором мужа. Александр III согласился, но повесть разрешил печатать исключительно в полном собрании сочинений. К этому времени «Крейцерова соната» окончательно опротивела автору. Наверное, Толстой был доволен, что, несмотря на высочайшее дозволение, цензура задерживала публикацию повести. Окончательное разрешение было получено в мае 1891 года от министра внутренних дел: в июне «Крейцерова соната» появилась в составе 13-го тома собрания сочинений Толстого. Трехтысячный тираж разошелся очень быстро — так, что тем же летом 13-й том был допечатан тиражом в 20 000 экземпляров. До этого — официального — издания повести хождение имело около тридцати разных ее изданий и отпечатков.