Выбрать главу

— Я помню, милорд, — посерьезнела Гертруда. — Я долго думала и поняла, что готова, что хочу быть верной именно вам, потому что вы заступились за меня, потому что отнеслись нормально, потому что вы поняли мою жажду знаний и разделили ее.

Магия Источника окутывала ее, теперь подталкивая правду наружу. Сергей решил не прибегать к стандартным клятвам, текст которых ему подсказал Дживс, наравне с ритуалами. Тексты стандартных клятв отшлифовывались годами и десятилетиями, дабы убрать пути обхода и лазейки, что верно, то верно. Но именно по этой же причине тексты были известны всем. Как замок на двери, который остановит всех обычных грабителей.

Вот только Гамильтон в этой аллегории был грабителем не обычным.

— И это не клятва из-под палки, а именно что выражение моей искренней готовности быть верной вам, Гарольд Чоппер, помогать и приносить пользу, стремиться к новым вершинам магического знания, — Гертруду уже несло, похоже передоз магии Источника, — дабы еще лучше помогать вам во всех ваших начинаниях! Служить вам и быть вашим мечом и щитом, опорой и поддержкой в трудную минуту!

— И я принимаю эту клятву! — произнес Сергей, пока Гертруду не унесло еще дальше.

Вспышка магии Источника подтвердила клятву.

Теперь оставалось только разобраться с рыжими.

Глава 47

Еще совсем недавно Сергей сидел и издалека любовался императорским дворцом, но казалось будто вечность прошла с того момента и встречи с Дунканом. Взгляд невольно выхватывал элементы обстановки и украшений, являющиеся несомненными частями системы защиты дворца.

Не только артефакты и заклинания, но еще и энерговоды в стенах, скорее всего подсоединенные к накопителям под дворцом. Сергей так и не развил толком свое «энергозрение», но смутно, очень смутно ощущал эту паутину, словно бы мираж, маячащий где-то на краю зрения.

— Прошу сюда, уважаемый глава Гарольд Чоппер, — мягко выдохнул сопровождающий его кто-то-там из прислуги дворца.

Как и в Академии, здесь стояли щиты избирательной телепортации, в чем Сергей неожиданно усмотрел дополнительную меру защиты. Разреши телепортироваться слугам или службе контроля, поставь ограничения — только в одиночку или с дополнительного разрешения через магов, которые не контактируют напрямую с посетителями. Нет допуска, захватил службиста магией и принудил телепортировать внутрь, попытался прорваться сам — щиты просто уничтожат таких, а те, кому разрешено — благополучно телепортируются в безопасное место. Вывод — если и подносить Гамильтону бомбы, то через службистов, через Эльзу, вначале заморочив ей голову магией. Не сообщая о цели, иначе ее опять взорвет, как тогда, после любовного зелья.

В общем, Гарольду Чопперу предложили просто телепортировать его к покоям Рода, где он мог бы подождать и подготовиться ко времени начала приема у Императора, но Сергей решил пройтись по дворцу, посмотреть изнутри, что там да как, благо время еще было. Встречающий и глазом не моргнул, уточнил, что именно хочет посмотреть Гарольд Чоппер и нужны ли ему поясняющие комментарии.

Сергей предпочел обойтись без комментариев.

Сказать нечто пафосное, вроде «коридоры и залы дворца дышали элегантной простотой, обходящейся дороже любого золота» не получалось, так как Сергей в этом не разбирался. Да, было красиво, картины, ковры, колонны и двери, украшения и цветы, все сочеталось друг с другом и не резало глаз. Единственное, что выбивалось из общей обстановки, так это обитатели дворца, ходившие с настолько надменными и высокомерными лицами, что впору было заподозрить нехорошее. Проклятие окаменения лица или вечного поноса, например.

Памятуя уроки Гидеона, Сергей попытался влиться в коллектив и тоже состроил крайне надменное и суровое лицо. Знакомых не попадалось, раскланиваться ни с кем не требовалось, поэтому он просто шел за сопровождающим, поглядывая по сторонам.

Широкие лестницы и окна, но внутри ощущались дремлющие заклинания. Наверняка при дворце существовал целый штат заклинателей… стоп-стоп-стоп, имперская безопасность, которая якобы убила родителей Гарольда. И при ней, штат заклинателей, работающих во дворце, десятикратно проверенные, надежные, принесшие массу клятв маги. И обитатели дворца — придворные, они же тоже все маги, так что в случае нападения дворец нашлось бы кому защитить.

— Глава Гарольд, желаете пройти через галерею Императоров или через зал Освобождения?

Как в музее, невольно подумал Сергей, сдержав ухмылку.

— Через зал освобождения, — сказал он.

Императора он и так увидит, а вот на Гамильтона посмотреть не помешало бы. Вдруг какая мысль осенит? Сходство дворца и Академии, параллели, какие-то новые идеи, например. Попадавшиеся навстречу юные девицы, в кои-то веки, смотрели на Гарольда без всякого интереса и желания отдаться в ближайшей нише. Прямо-таки освежающая перемена, хоть бери и падай на колени, возноси молитву Матери-Магии.

Круглый и светлый — благодаря стеклянному куполу — Зал Освобождения встречал гостей огромным портретом Альфреда Гамильтона. В центре стояла статуя, три мага пожимали друг другу руки, знаменитая «встреча на Эльбе», где Фламель, Гамильтон и Хофманн разгромили остатки сопротивления «армий простаков». Как и в прошлый раз, когда он читал об этом в учебнике истории, губы Сергея исказились ироничной усмешкой.

Кривое отображение и перекличка событий в двух мирах, его прежнем и нынешнем, магическом. Существовала ли между ними связь? Возможно, иначе как Мать-Магия сумела бы ухватить его душу?

Еще портрет Гамильтона, совсем юного, с дипломом магической школы, которая впоследствии станет Академией. Хофманн и Гамильтон, рука об руку, на огромной картине — аллегории начала Освобождения — парят в небе, словно ангелы, обращаясь к магам на земле. Небо расколото молниями, подсвечено едва заметным намеком на рассвет, и этом полумраке Гамильтон и Хофманн сияют, огненными аурами, и маги на земле тоже сияют и горят, выделяются в темноте.

— Портрет кисти уважаемого мастера Даниила Астона, — почтительно заметил сопровождающий.

Сергей бросил взгляд на него, опять отметив безликость и неопределенность возраста, и только потом понял, что остановился и стоял некоторое время перед картиной. Аллегория чистейшей воды, вымысел, ибо Гамильтон и Хофманн мотались телепортацией между мэнорами, собирая по очереди магов из семей, которые потом станут Священными Родами. Двумя отрядами они обрушились на Лондон и Берлин, без каких-либо там взлетов в небо или призывов, пыланий или пафоса. И только потом, сокрушив кровавыми ударами правительство, они обратились синхронно к остальным магам, озвучивая то, что назвали «Манифестом Освобождения».

Но все равно, картина завораживала, притягивала взор и не отпускала.

— Впечатляет, — вздохнул Сергей.

Он не разбирался в живописи, да и вживую по музеям и картинным галереям никогда не ходил, но тут проняло даже его. Скорее всего, потому, что картина была написана с помощью магии. Или несла в себе заряд магии, смутно ощущавшийся «энергозрением».

Маг-художник? Настолько мощно рисовал, что картины сами вбирали в себя магию? Или научился вкладывать магию в картины, фактически превращая их в артефакты? Скорее второе, решил Сергей. Как таковой, магии живописи в программе Академии не было, но имелись лекции по истории магии искусства, в рамках первых двух курсов и факультативные занятия для желающих.

Возможно, в Данииле Астоне просто сошлись талант художника и сила мага.

— Такому стоило бы висеть в Академии, — добавил он.

— Прошу прощения, глава Гарольд, но Даниил Астон был одним из первых выпускников Академии и подарил этот портрет своему наставнику, Альфреду Гамильтону, а тот в свою очередь преподнес ее в дар Императору, заявив, что не вправе владеть таким шедевром.

Странно, конечно, подумал Сергей, но допрашивать этого слугу о причинах поступка Гамильтона было бы глупо и бессмысленно. Преподнес и преподнес. Он пожал плечами и молчаливое путешествие по дворцу продолжилось. Мысли Сергея то и дело возвращались к картине в частности и искусству вообще. Заманчивый нетрадиционный способ убийства, но следовало признать — он не потянет. Ни гениальных стихов, которые пронзили бы Гамильтона в самое сердце, ни картины-убийцы, которая выпила бы из него незаметно жизнь, ни статуи, которая ожила бы ночью и задушила ректора.