...Такая вот прослеживается интересная взаимосвязь. Книги фантаста, разрушая неизбежную инерцию мышления, растормаживают воображение - играют роль того неприметного подчас первотолчка, каковым для самого фантаста оказывались порою произведения его коллег по жанру. И - совершаются удивительнейшие эксперименты, о которых долго-долго шумит охочая до сенсаций пресса... А сами эти эксперименты, в чем-то подтвердив несбыточный, казалось бы, прогноз фантаста, рождают новый интерес к его книгам, обеспечивают им вторую, новую жизнь. Своим творчеством Беляев утверждал в советской фантастике романтику научного поиска, активную гуманистическую направленность, беззаветную преданность высокой Мечте, веру в величие человека и его разума. Осваивая новые темы, придавая своим произведениям остросоциальное звучание, писатель прокладывал дорогу новым поколениям советских фантастов. Книги Беляева будили интерес к науке, учили добру и мужеству, заражали всепоглощающей жаждой познания. Это-то их качество и находило живейший отклик в сердцах читателей. Впрочем, почему "находило"? Прошло сто четыре года со дня рождения Александра Романовича Беляева. И сорок шесть лет с тех пор, как его не стало: измученный болезнью и голодом, писатель умер 6 января 1942 года в захваченном фашистами городе Пушкине под Ленинградом... Давно нет среди нас первопроходца советской фантастики. А книги его живут. Изданные в миллионах экземпляров, они и сегодня не задерживаются на полках библиотек, они и сегодня с нами, и сегодня находят отклик в наших сердцах.
Придумана Платоном?
"- Послушайте, ну а "Атлантида"?.. - Четыреста девяносто девять, сэр! Четыреста девяносто семь авторов четыреста девяносто девять раз писали об этом. Один из них трижды..." Эту цитату мы взяли из рассказа Александра Шалимова "Брефанид" (1972). Однако названная фантастом цифра (она нужна в рассказе, чтобы посмеяться над мнимой "отработанностью" темы) не так уж и велика. Имей мы время и возможность пропустить сквозь сеть поиска все запасы мировой фантастики, мы, вероятно, уже и сегодня значительно превысили бы эту цифру... Да, об Атлантиде писали многие. Писали по-разному, предлагая разные - то один, то другой - варианты ее происхождения, былого месторасположения и гибели, для разных целей используя популярную эту тему. В заметках о "лжеиностранцах" шла у нас речь о романе "француза" Ренэ Каду "Атлантида под водой" (1927). По сведениям этого автора, Атлантида погибла много позже традиционно отводимых ей сроков - лишь в 1914 году, когда окончательно прохудились искусно возведенные купола, дававшие приют на океанском дне постепенно вырождавшимся потомкам мудрых атлантов... От них же, древних атлантов, успевших покинуть гибнущую родину, выводят свою родословную элитарные слои марсианского общества в "Аэлите" Алексея Толстого (1923): в двадцатые годы еще не было повода сомневаться в обитаемости Марса. Этот повод (многократно выросшее знание ближнего космоса) появился значительно позднее-с запуском спутников и автоматических межпланетных станций. Но уж зато, появившись, тотчас до неузнаваемости трансформировал старый сюжет: уже не атланты отныне осваивали иные миры, а совсем наоборот - пришельцы-инопланетяне создавали на древней Земле могущественную колонию, широко распространявшую свои владения. Так обстоит дело, например, в рассказе А. Шалимова "Возвращение последнего атланта (Музей Атлантиды)" (1961), где материк, заселенный выходцами с далекой планеты Ассор, гибнет в результате не до конца продуманных работ по растоплению северных льдов. Впрочем, мы несколько забежали во времени, давайте-ка вернемся в двадцатые и более ранние годы. Атлантиде посвятил один из первых своих романов ("Последний человек из Атлантиды", 1926) и А. Беляев. Не только природные, по и убедительно изображенные писателем социальные катаклизмы были причиной гибели легендарной цивилизации в этом романе. О том же, в сущности, говорило и еще одно произведение, на которое есть смысл остановиться чуть подробнее.
Атлантиде угрожает гибель... Чтобы умилостивить наступающее море, жрецы храма Панхимеры готовят в жертву богам юношу Леида. В течение года он будет теперь пользоваться божескими почестями... Что ж, Леид согласен стать искупительной жертвой. Он надеется, что привилегированное - пусть и кратковременно - положение поможет ему осуществить тайную его цель. "Есть далеко отсюда, далеко от наших скал, за вспененным полем океана, новая земля", - убеждает Леид соотечественников и призывает их спешно строить корабли, чтобы плыть на север, "туда, где нет кровожадных богов". Но жрецы, безраздельно управляющие страной, устами богини по-своему истолковывают призывы обреченного: "Имя этой страны благословенной - раскаяние и смирение. Раскайся же, парод мои избранный, и не будет смерти, но вернется жизнь и осветится долгий и темный путь в страну спасения. И расцветет жизнь в очищенных сердцах. Ждут тебя корабли последнего спасения - слезы и вопли раскаяния. Смирись же, смирись, о, народ мой!.." Леид в конце концов гибнет, ему так и не удалось поднять народ на борьбу с судьбой. Гибнет и Атлантида, а вместе с нею и жрецы, и невежественная толпа, во всем следовавшая за ними. Но... "На горизонте белые паруса уходящих кораблей" - это лучшие из атлантов, поверившие Леиду, танком выстроив корабли, отправляются на север искать лучшей доли... Пьеса, сюжет которой здесь пересказан, так и называется - "Атлантида". Появилась она в 1913 году на страницах очередного выпуска альманаха петербургского издательства "Шиповник". Вспомнили же мы о ней и потому, в частности, что автором этого романтического произведения была... юная Лариса Рейснер. В очень близком будущем - женщина-комиссар, прошедшая с моряками весь путь Волжской флотилии в гражданскую войну, талантливый советский журналист. Но все это было в будущем: в год выхода "Атлантиды" ее автору только-только исполнилось восемнадцать...
В послевоенной нашей фантастике одним из наиболее любопытных произведений об Атлантиде, несомненно, следует признать рассказ Валентины Журавлевой "Человек, создавший Атлантиду". Героиня рассказа работает над фантастическим романом о затонувшем острове. Она придерживается точки зрения А. С. Норова - русского ученого, человека яркой и беспокойной судьбы (в семнадцать лет он, к примеру, участвовал в Бородинской битве, где лишился ноги). В 1854 году Норов первым высказал мысль о том, что легендарная "Атлантия" расположена была не за Гибралтаром (где ее по традиции и сейчас еще помещают фантасты), а в восточной части Средиземного моря. Героиня В. Журавлевой ищет и находит доводы, свидетельствующие в пользу гипотезы Норова и его сторонников. Если верить Платону, атланты собирались завоевать Грецию и Египет. Для островной державы, расположенной в восточной части Средиземноморья, обе эти страны-соседи, и потому такая война была вполне возможна. Если же Атлантида находилась за Геракловыми столбами, трудно допустить, чтобы эту войну атланты начали, не завоевав предварительно Испанию, Италию, северо-западное побережье Африки. Но в таком случае, полагает героиня рассказа, гибель метрополии еще не означала бы гибели государства атлантов в целом! Если бы, например, Македония погибла в то время, когда Александр Македонский дошел до границ Индии, - уничтожило бы это созданную им империю? Разумеется, нет. Но точно так же не могло исчезнуть бесследно государство атлантов, пройди его воины от Гибралтара до Греции. Логичнее потому предположить, что Атлантида была сравнительно небольшим островом, близким к берегам Греции и Египта. Многие современные атлантологи утверждают, что под легендарной Атлантидой следует понимать Санторин - затонувший в большей своей части архипелаг в Эгейском море. Что ж, отдадим должное прозорливости В. Журавлевой, тогда еще совсем молодой писательницы, чей рассказ был опубликован в 1959 году... Однако это не все. Валентина Журавлева идет дальше: истинный герой ее рассказа, Завитаев, вообще склонен полагать, что Атлантида - миф, придуманный Платоном. Сторонники атлантической гипотезы ссылаются на то, что описанная Платоном столица атлантов похожа на Теночтитлан ацтеков. Отсюда делается вывод, что ацтеки копировали атлантов. Сторонники же Норова считают, что Атлантида как две капли воды похожа на Кносс - раскопанную археологами столицу критского царя Миноса. Кто же прав? И те и другие, отвечает Завитаев. В этом вся суть: описанная Платоном Атлантида похожа на любой город той эпохи. У каждого реального города есть свои неповторимые черты. У Атлантиды их нет. И это, считает Завитаев, ярче всего свидетельствует о мифическом характере описанной Платоном державы... Искать этот мифический город бесполезно. Но... "Его можно создать!" заявляет Завитаев. И действительно, создает Атлантиду. Искусственный остров, рожденный в клубах пара, дыма, пепла искусственно вызванным подводным извержением...
"Жить же нам на Земле..."
Ивана Антоновича Ефремова едва ли нужно представлять любой - пусть самой широкой - аудитории. Его книги хорошо известны и тем, кто любит остросюжетные, овеянные дымкой романтики рассказы о моряках и геологах, и тем, чье увлечение - через страницы исторических романов и повестей проникать в прошлое человечества, и, наконец, тем, для кого желанный собеседник в неисчерпаемом океане книг - научная фантастика. А поскольку все, что писал Ефремов, отличается исключительной свежестью материала, доскональнейшим проникновением в детали и поистине завидной художественной добротностью, книги его не просто известны, они любимы, относятся к избранным, к тем, которые нет-нет да и вновь перелистываешь, восстанавливая в памяти взволновавшие когда-то страницы...
Обо всем том, что предшествует интервью, журналисты обычно умалчивают. Вопрос-ответ, вопрос-ответ - такова устоявшаяся схема журнально-газетных бесед с известным человеком. По некоторым причинам мне, однако, хочется отступить от канона. "Подготовительная сторона" этой встречи началась для меня... в конце сороковых - начале пятидесятых годов, когда попала в мои мальчишеские руки основательно потрепанная, без обложки книжка "Белый Рог" И. А. Ефремова. На фамилию автора я поначалу внимания не обратил, но зато залпом проглотил содержимое. ...Геолог, поверивший древнему преданию и на вершине отвесного пика обнаруживший легендарный золотой меч. Алмазы, скрытые в недрах Восточной Сибири, точно где-нибудь в Южной Африке. (Кто мог тогда догадаться, что совсем скоро это пророчество станет явью?!) Таинственные развалины средневековой обсерватории где-то в Каракумах. Гигантский динозавр, "оживший" перед палеонтологами в закрытой со всех сторон долине... Все это было для меня, пожалуй, поинтереснее Жюля Верна и Стивенсона, Майна Рида и Купера. Ведь, что ни говори, капитан Немо и Робинзон Крузо, Натти Бумпо и одноногий Сильвер - все они были затеряны в самом безнадежном прошлом; в них можно было играть, но верить, что они где-то рядом, явно не имело смысла. А тут, у Ефремова, - наши дни, мои (правда, взрослые, но какое это могло иметь значение?) современники... И оказывается, такая бездна тайн и загадок в окружающем меня мире! "Я уверен, сильно ошибаются те, кто полагают, что романтике не будет места на нашей планете, измеренной вдоль и поперек. Огромный, бесконечно просторный мир творческого исследования окружает нас. Стоит лишь заглянуть в него, чтобы убедиться, как смешны рассуждения о скуке жизни..." Это сейчас я вынужден был заглянуть в книгу, чтобы процитировать авторское посвящение к сборнику "Белый Рог", долгое время я помнил его наизусть - таким откровением предстало оно двенадцатилетнему мальчишке. Позднее разыскал я и "Пять румбов", и "Звездные корабли", и "На краю Ойкумены" и случайно набрел в книжном киоске на маленькую книжицу в твердом переплете - первое издание "Путешествия Баурджеда". Уже "знатоком", перечитав к тому времени массу фантастики, встретил я "Туманность Андромеды". Величественная и грандиозная панорама грядущего, она становилась естественной вехой в нашей фантастике; казалось немыслимым после нее писать и читать скучную "фантастику ближнего прицела" - рассказы о шоферах-роботах или миниатюрных радио- и телепередатчиках. И вот... Наконец, решившись, заказываю Москву. В ожидании звонка мысленно репетирую: "Иван Антонович, "Уральскому следопыту" хотелось бы взять у вас интервью. А поскольку у меня командировка в Ленинград и еду я через Москву - я мог бы..." -...А, следопыты?! Как же - знаю, знаю... - звучит в трубке искаженный помехами голос. Мне чудятся в нем отзвуки добродушного стариковского брюзжания, и я уже с некоторой опаской рисую в уме предполагаемый внешний облик маститого нашего фантаста. Шестьдесят пять исполнилось ему - возраст, кажущийся мне, мягко говоря, солидным. И в портрете, который я пытаюсь воссоздать по виденным фотографиям и этому голосу, увы, очень мало от того неутомимого путешественника-искателя, каким рисовался мне прежде автор захватывающих, известных всему миру книг. Но тем самым я, пока совершенно того не подозревая, готовлю себе весьма и весьма приятное удивление... Вопрос-ответ, вопрос-ответ... О чем же спросить Ивана Антоновича? Как уместить в десяток вопросов весь свой интерес к писателю и его творчеству? Старательно просматриваю пухлое "досье" - папку с вырезками, где собраны многочисленные беседы журналистов с Ефремовым, его ответы на всевозможные журнально-газетные анкеты. Каждая из вырезок что-то несет в себе. Я узнаю, например, что Иван Антонович находит изъяны в той реформе русской орфографии, какая была предпринята в 1918 году: исчезают - а отчасти уже исчезли - некоторые оттенки в звучании русских слов... Узнаю, каким оригинальным способом выстригая из журналов фотографии красавиц и комбинируя их - "конструирует" писатель внешний облик своих героинь... Узнаю, что в отличие от большинства собратьев-фантастов он предсказывает долгое и завидное будущее железнодорожному транспорту. Правда, транспорту с куда большей, нежели сегодня, шириной колеи и поистине "корабельным" объемом вагонов!.. Узнаю, что фантаст Ефремов отрицательно относится к идее индивидуального физического бессмертия человека, что столь же отрицательно оценивает писатель существующую у нас систему "специальных" школ. Узнаю и еще многое, очень многое; и постепенно и у меня самого набирается десятка полтора вопросов такого вот узкопрактического плана. На всякий случай провожу перед отъездом маленький "референдум" среди своих знакомцев, любителей фантастики. В результате заношу в записную книжку еще одну серию самых разномастных вопросов. А потом, уже в Москве, "процеживаю" заготовленное... "Процеживаю" при деятельной помощи старою товарища, московского журналиста, которому предложил пойти вместе со мной к Ивану Антоновичу. (Честно говоря, побоялся, что, не имея навыков интервьюера, не смогу записать все нужное. А диктофон звучной марки "Дон", о получении которого для редакции два месяца перед этим хлопотал и который все же "выбил" - буквально за день до командировки, - увы, оказался типичным кабинетным аппаратом, но уж никак не грезившейся мне портативной "коробочкой", которую легко унести в портфеле...) Остается лишь полчаса до назначенного Ефремовым срока, когда, отметя все мелкое, незначительное, случайное, мы извлекаем наконец из пишущей машинки листок с "основополагающими" вопросами. Спешим к метро, спешим на метро, спешим от метро... Останавливаемся в подъезде нужного нам дома на улице Губкина, чтобы отдышаться, поправить галстуки и вообще придать себе вид, полностью соответствующий нашим представлениям об интервьюерах. Ровно в шесть мы у дверей квартиры на втором этаже. Открывает нам сам Иван Антонович, и я обрадованно вздыхаю: вдребезги разлетается сложившийся в моей голове облик "маститого старика"! Крупные черты лица. Большие - временами кажущиеся огромными - голубые глаза. И весь он - очень большой, широкоплечий, могучий, именно могучий, как-то и не приходит на ум другое слово, когда вот так, вблизи, смотришь на него. Такой, каким единственно и должен был быть, по давнему моему разумению, автор написанных им книг. В довершение ко всему приятный и сильный, с басовыми нотками голос, в котором тоже ничего стариковского; вот и верь после этого телефонной трубке... По-настоящему знакомимся мы в кабинете, где кажутся огромными - под стать хозяину - стеллажи с книгами вдоль одной из стен. Говорю несколько слов об "Уральском следопыте" - журнале, в котором работаю. О фантастике в нем, о готовящихся публикациях. Среди них упоминаю статью о знаменитом Эдгаре Берроузе - авторе "Тарзана" и многочисленных космических романов. Выясняется, что Ефремов на языке оригинала читал марсианский цикл Берроуза; у нас завязывается оживленный разговор о книгах и героях американского фантаста ("Интересный был писатель, - подытоживает Иван Антонович и предостерегает: - Но и написать о нем надо интересно..."). С Берроуза мы переключаемся на Хаггарда, с Хаггарда - на... Но старая фантастико-приключенческая литература неисчерпаема, говорить о ней оба мы можем, по-видимому, бесконечно: Иван Антонович - потому, что немало перечитал таких книг в юности, я - потому, что с некоторых пор всерьез занялся собиранием старой фантастики... А товарищ мой уже посматривает на часы. Время летит быстро - так понимаю я деликатный его жест, - пора и переходить к делу, с которым пришли. Что ж, дело есть дело...