Вглядимся в истоки
Обильную фантастическую продукцию двадцатых годов еще и до недавнего времени нет-нет да и рассматривали оптом как "псевдонаучную", "развлекательную", "бульварную". Традиция эта зародилась в тридцатых годах, когда ранняя советская фантастика либо просто замалчивалась критиками, либо принижалась и зачеркивалась. "Выходило много псевдонаучной и псевдофантастической псевдолитературы в 1925-1928 годах, - писал, например, А. Ивич. - Такие книги выпускались частными издательствами, писались авторами, имен которых никто нынче не помнит, - это были типичные образцы "вагонного" чтения. Лишенные и творческой фантазии, и самых скромных литературных достоинств, эти книги теперь забыты - и поделом. Нечего о них вспоминать" (10). Да, из песни слова не выкинешь - была и псевдолитература, и бульварщина. Но критик явно перегнул, столь категорично зачеркивая все произведения, не укладывавшиеся в каноны прикладной научно-технической фантастики, с позиций которой А. Ивич и рассматривал книги предшествующего периода. А между тем основная масса советской фантастики 1925-1928 годов выпускалась вовсе не частными издательствами: ее печатали Госиздат, "Молодая гвардия", "Земля и фабрика"... И создавалась она не только "авторами, имен которых никто нынче не помнит", - фантастику в двадцатых годах писали и Алексей Толстой, и Илья Эренбург, и Валентин Катаев, и Мариэтта Шагинян, и Всеволод Иванов с Виктором Шкловским, и Николай Асеев, и Михаил Булгаков, и многие другие писатели, чьи имена очень даже хорошо помнил современный критику читатель... Революция смела в нашей стране мир старый, капиталистический; новый мир, социалистический, только-только зарождался. И естественно было стремление молодых советских литераторов, с одной стороны, "разделаться" с мировым капитализмом, показать его несостоятельность, а с другой стороны представить как можно ощутимее радостный мир будущего. Не оставались в стороне от этого могучего влечения к фантастике и уральские литераторы. Их героями тоже становились люди, стремившиеся "конструировать историю в нужном направлении". И тут в первую очередь приходит на память "князь Ватерлоо" с Верх-Исетского завода.
"...Полдюжины бравых наполеоновских канониров удивились, когда неожиданно и любовно оседлал Владычиц гладкий ствол пушки. - Ватерлоо! - подумал Роман. - Эй, молодчик, зря ты сюда забрался, - рявкнул канонир с закоптелой рожей и банником в руках, - у нас не так много орудий, чтобы на них кататься верхом! Владычиц, побуждаемый не столь окриком, сколь жжением в некоторой области, плохо защищаемой брюками, соскочил с пушки, и через секунду из дула ее с веселым свистом вырвалось ядро. Ватерлоо! Неуклюжие ядра носились в воздухе, бухали ружья, падали люди, вообще все было очень похоже на настоящее сражение..." Да, Ватерлоо... Именно сюда стремился и именно сюда попал на изготовленной им "машине времени" Роман Владычин, инженер-механик Верх-Исетского завода. Всесторонне изучив по историческим документам эпоху наполеоновских войн, Владычин является к французскому императору в поистине критический момент: Наполеон находится буквально на волоске от поражения под Ватерлоо. В отличие от наполеоновских маршалов Роман Владычин четко представляет себе (поскольку знает доподлинно!) расположение войск как самого Наполеона, так и противостоящих ему союзников ("Я из Америки. Спрыгнул со снизившегося монгольфьера, летящего сейчас в сторону англичан", - так объясняет он потом собственное появление, свой странный костюм и отменное знание обстановки. Объясняет вначале маршалу Даву, горько сожалеющему позже, что не пристрелил его тут же, а затем и самому "кандидату на Св. Елену"...). Роман помогает-таки императору избежать столь закономерного исторически поражения! Более того, с помощью Владычина Наполеон заново воссоздает империю. Уральский инженер в роли бонапартиста, добровольного помощника завоевателя, - не дико ли это?! Но не будем торопиться с заключениями. "Неонаполеоновская" империя нужна Роману Владычину лишь как удобный плацдарм для дерзкого социально-исторического эксперимента. Стараниями энергичного уральца в империи невиданными темпами развивается наука, подвигая вперед и технику. Инженер двадцатого века насадил в начале века девятнадцатого и железные дорога, и мартеновские печи, и швейные машины, и кинематограф. Озабочен Роман и развитием культуры. В специальный воспитательный интернат, где делами заправляет "носатый чудак" знаменитый педагог Песталоцци, со всей Европы собраны дети и подростки, которым суждено в будущем прославить свои имена. Пересказанная вот так - сжато, почти без подробностей, - книга кажется всего лишь вариацией уже известного: много раньше, еще в 1889 году, Марк Твен отправил своего предприимчивого героя модернизировать куда более седую древность! У критиков, право же, были основания записать "Бесцеремонного Романа" (так называлась эта действительно бесцеремонная книга, выпущенная в 1928 году издательством "Круг") в разряд чисто развлекательной литературы. И вдосталь иронизировать над выходцем из XX века, который чтением "Средь шумного бала..." приводит в восторг... юного А. С. Пушкина! Но тем не менее роман этот - из числа книг, о которых небезынтересно и вспомнить. И не только потому, что вслед за "Янки..." М. Твена "Бесцеремонный Роман" открывает необозримый ныне поток произведений об отклонениях в развитии исторического процесса, вызванных действиями подобных Владычину выходцев из будущего. (Уэллс в данном случае не совсем в счет: он подарил фантастам "машину времени", но герой его - всего лишь пассивный созерцатель, крайне редко - да и то вынужденно - выходящий за рамки этого амплуа.) Не в пример произведениям иных нынешних фантастов (по бесцеремонности обращения с историей нередко оставляющих далеко позади фантастов прошлого, но делающих это подчас во имя узких, "малокалиберных" целей) в основе "Бесцеремонного Романа" была заложена по-настоящему большая, общественно значимая мысль. Личность и история, возможности личности в историческом процессе - эта проблема издавна волновала людей. В. Гиршгорн, И. Келлер и Б. Липатов, авторы "Бесцеремонного Романа", пробуют решить эту проблема средствами фантастического романа. И на мой взгляд, неплохо справляются с задачей: их "развлекательная" книга ненавязчиво и наглядно показывает, что единичная личность, даже незаурядная, даже - вооруженная доскональнейшим знанием общечеловеческого опыта все-таки остается лишь единицей, которой явно не по силу по-своему перекроить Историю. А ведь поначалу кажется, что Владычину удается все, в том числе и это! Вот он, завоевав доверие Наполеона, становится "князем Ватерлоо", вторым человеком в Империи, ре форматором-просветителем, проводником новых, прогрессивных взглядов и идей. Академия противится планам реорганизации хозяйства? Что ж, Роман "не мытьем, так катаньем" доказывает академикам свою правоту - и вот они уже увлеченно трудятся над воплощением в жизнь его проектов и замыслов. Диктат Наполеона тормозит общественное развитие? Переодевшись мастеровым Владом, "князь Ватерлоо" зажигает искру недовольства в рабочих массах, организует движение за демократические свободы. Это движение приобретает огромный размах, цепная реакция недовольства крушит политические устои "Единой Империи". Герой и сам гибнет в вызванной им схватке Нового со Старым, этот все-таки излишне самонадеянный Влад "князь Ватерлоо" - Роман Владычин... Да, не удалась и не могла удаться дерзкому уральцу его попытка переделать историю, "досрочно" построить на земле счастливое свободное общество. Но само исследование такой фантастической попытки интересно и знаменательно для литературы тех лет. При всех литературных издержках (я сознательно не останавливаюсь на них) роман уральских авторов был в целом вполне на уровне заметных книг ранней советской фантастики. Тех книг, о которых мы так редко вспоминаем сегодня... Кстати, этому успеху, несомненно, немало способствовало обстоятельство, о котором на склоне дней вспоминал И. И. Келлер (в течение многих лет главный режиссер Пермского академического театра оперы и балета имени П. И. Чайковского, лауреат Государственной премии СССР): "Так как главные события развертывались в первой половине XIX века, пришлось много времени провести в Публичной библиотеке, изучая старые газеты и журналы, архивные материалы и мемуары, вплоть до записей "Камер-Фурьерского журнала", фиксировавшего каждодневные события в царской семье..." Именно углубленное знание истории - уже не Р. Владычиным, а его создателями, - надо полагать, подкупило в "Бесцеремонном Романе" и писателя Николая Тихо нова, по чьей рекомендации книга увидела свет в московском издательстве.