И толкнулся снова, набрасываясь на мои губы своими губами, проталкивая язык глубже мне в рот, а я не могу выносить его внутри, не могу выдержать этого адского жжения. Боль не стихает, она бесконечно невыносимая.
Внутри меня разрывало на части, я не могла пошевелиться, опасаясь, что будет еще больнее, если такое вообще возможно.
Почувствовала, как его губы скользнули по подбородку вниз, к шее, вызывая только омерзение и ужас, желание, чтоб все закончилось побыстрее.
– Альшитаааа, твое тело слаще, чем я мог подумать… твой запах сводит с ума. Что ты со мной делаешь? Ты мозги мне наизнанку вывернула… маленькая моя зима, мозги мне вывернула… хочу тебя, как безумец, как одержимый.
Его слова сквозь марево пытки, и лишь одна мечта – избавиться от его члена внутри, избавиться от него.
Хриплый, срывающийся голос доносится издалека, и я ненавижу каждую его вибрацию. А он целует мою шею, мою грудь, облизывает соски, не прекращая двигаться, и от каждого движения меня словно жжет раскаленным железом.
– Не могу остановиться, не могуууу…
Хрипло рычит мне в шею, кусая ее, осыпая дикими поцелуями мое лицо, боль затопила меня всю, кажется, я стала болью, сплошным синяком или ссадиной. Все тело свело от напряжения. Вздрагивая и всхлипывая, я смотрела в потолок, где-то там он двигался надо мной все быстрее и быстрее, пока не сдавил мое тело руками и не закричал, пронзив еще глубже так, что я заплакала еще сильнее, а внутри, где все ныло, как развороченная рана, разливалось что-то горячее и жгло еще больше.
– Альшитаааа, – целует мое лицо там, где слезы оставили следы на щеках, а я мечтаю о смерти. Мне уже хочется, чтоб меня казнили побыстрей. Нет, я не хочу жить, потому что он будет делать это со мной снова. А я больше не выдержу.
Слезы не текли и не высыхали. Я почувствовала, как он встал с меня, а ощущение его члена внутри все равно осталось. Мне казалось, что меня, и правда, разорвало на куски. Я почувствовала, что он лег рядом со мной. Какое-то время молчал. Потом повернулся ко мне, и, когда дотронулся, меня всю подкинуло от ужаса. Но он насильно привлек меня к себе.
– Не самый лучший первый раз, Альшита. Потом будет лучше.
От этих слов я снова застыла. Нет. О боже, нет! Я не хочу потом. Я ничего больше не хочу!
Я так и не смогла повернуться или разогнуться. У меня не двигались руки и ноги, и все еще дико болел низ живота. Бедуин встал с постели и вышел, вернулся через несколько минут, но я отвернула голову, чтоб не видеть его и не слышать.
– Я принес воду. Помойся. Ты в крови.
Мне было все равно. Я не хотела ни мыться, ни двигаться. Я хотела умереть.
– Слышишь меня?
Склонился ко мне, поворачивая за скулы к себе.
– Вымойся.
А у меня слезы по щекам снова побежали. Как все просто. Вымойся. А душу мне кто вымоет? А раны там внутри кто залечит?
– Настолько больно?
Казалось, он недоумевает, а мне голос его слышать даже не хочется.
– Утром привезу к тебе Джабиру.
Я даже не пошевелилась, почувствовала только, как он сам вытирает мои ноги, глаза закрыла и лицо ладонями. Мне было все равно. Пусть делает, что хочет. Больнее уже, наверное, быть не может. Как и унизительней.
Я погрузилась в болезненный сон, скорее, похожий на беспамятство, отодвинувшись от него как можно дальше, чтоб даже дыхание не чувствовать. Проснулась от того, что снаружи доносились крики и голоса.
– Каз-нить! Каз-нить! Каз-нить! Шармуту Асада каз-нить!
Слышались удары о стены хижины. Аднан резко поднялся и сел, посмотрел на меня и встал с матраса, накинул джалабею. Я услышала, как он вышел из хижины, и почувствовала облегчение. Пусть не возвращается. Никогда. Чудовище. Нет в нем ничего человеческого, зверь он, и люди его звери. Никогда мне не стать частью этого мира, да и не примут они меня никогда.
– Все разошлись! Казни не будет.
Послышался громовой голос, и шум на несколько мгновений стих.
– Как не будет?
– Она Асадовская подстилка! Что значит – не будет? А как же месть?! Как наши люди, Аднан?
– Я сказал – казни не будет!
Как это не будет? Будет! Я хочу казнь! Пусть казнят! Так правильно!
Я поднялась с пола, пошатываясь и не чувствуя ног, голова ужасно кружилась, и ощущение, что во мне все еще что-то есть, осталось. Словно ноги до конца вместе свести не могу. Пошла к выходу из хижины, толкнула дверь и вышла наружу.
Дом окружили люди с камнями в руках, впереди всех стояла та самая женщина во всем черном, родственница Амины. Она держала факел в одной руке и камень в другой.
– Вышла шармута! Вот она! Убейте ее! Ведьму проклятую! Из-за нее наши сыновья и мужья с отцами погибли!