Роды пошли не так, как хотелось бы врачам. Даже опытные лекари не смогли помочь. Все, что они сумели, так это дать отцу выбор: сохранить жизнь ребенка или его матери. Отец выбрал первое, и женщина, прожившая с ним без малого десять лет, умерла. Возможно, сказалось слишком частое рождение детей, ведь разница у нас с братьями была чуть больше года. Но лекари заверяли, что все дело в моем даре. Перемещение в пространстве забирает слишком много сил, а их не было на тот момент ни у новорожденного меня, ни у ослабшей матери. Неосознанно поняв, что мне не выбраться из утробы естественным путем, я переместился в соседнюю комнату. Забрав при этом последние силы моей матери.
Лекари не вмешались - магия перемещения слишком сильная и опасная штука. Они пытались подпитать мать амулетами и заклинаниями, но ничего не смогли сделать.
Всю свою сознательную жизнь я считал себя виновным в ее смерти. Хотя и понимал при этом, что, будучи ребенком, я не мог контролировать прущую из меня магию. И до сих пор я редко использую этот дар. Почти не развиваю его...
А еще слежу за тем, чтобы ни одна из моих любовниц не забеременела. Дар перемещения в пространстве передается от отца к ребенку. Мой - гораздо слабее того, что был у нашего с братьями отца. Но только я унаследовал его. И не хотел повторения.
- Хорошо, Алексис... - Майлин произнесла мое имя с таким придыханием. Так чувственно, что во мне вновь разгорелось желание. И я прижался к ее губам, чувствуя, как кровь начинает закипать. Но поцелуй этот был легким, скорее успокаивающим. Для Майлин это первый раз, я хорошо помнил об этом. И не хотел причинять ей боль.
Подтянул ее к себе ближе, и она уютно разместилась на моей груди. Я сосем не чувствовал тяжести, зато ощущал ее нежный аромат. Ее дыхание согревало мне сердце.
- Ты спишь? - спросила она шепотом. - Я так и не получила ответа.
Мне ничего не оставалось, как притвориться спящим. Не мог я рассказать ей, что совершенно не умею любить. Даже не пытался ни разу. У меня есть преданные друзья, верный конь и клинок, не знающий поражения в бою. Что же касается женщин, я привык брать и отдавать взамен - страсть, не любовь. До встречи с Майлин никто не западал мне так сильно в душу. Не до такой степени, чтобы задуматься над самим понятием «любовь».
- Алексис?.. - снова позвала Майлин.
Ее тонкие пальчики шевельнулись на моей груди. Но других попыток меня разбудить она не предприняла, и я был ей за это благодарен. Она разбередила во мне такие чувства, о существовании которых я почти забыл. Сейчас я чувствовал себя уязвимым. Совсем как в детстве, пока не научился контролировать собственный дар. Что-то произошло во мне, будто прорвалась плотина и выпустила чувства, которые я так долго и тщательно пытался скрыть.
Не привязываться - вот было мое главное правило по отношению к женщинам. Я легко покорял их и так же легко расставался с ними, утратив интерес после нескольких ночей. Щедро платил за их внимание, но и только.
Так было до тех пор, пока в жизнь мою солнечным вихрем не ворвалась Майлин...
Майлин
Я поняла, что практически ничего не знаю об этом человеке. А он... Он готов сближаться, но только физически. В момент страсти мы вдруг словно стали единым целым, одним организмом, который невозможно разделить.
Но так продолжалось недолго.
Утолив страсть, Алексис снова стал отстраненным и строгим. Он не отвечал не вопросы, не говорил о будущем. И я понятия не имела, что меня ждет. Где-то глубоко в мозгу появился страх: вдруг ему не понравилось? Или он насытился мной, и теперь ничто не удержит его от того, чтобы продать меня следующему господину.
А потом следующему...
И так до тех пор, пока от моей красоты и молодости не останутся жалкие лохмотья. Одна из гетер, что часто квартировалась у тетки, в дни, когда не было клиентов, напивалась дешевого вина. Ее тянуло на откровенности. Она рассказывала о причудах своих клиентов, о забавных историях, случившихся с ней или ее товарками. Но потом наступал какой-то переломный момент, и из веселой хохотушки она вдруг превращалась в дряхлую старуху. Четче обозначались морщины вокруг глаз, глубже становились скорбные складки у уголков рта.
И этот взгляд...
От одного воспоминания у меня мороз по коже. То был взгляд затравленной, изможденной женщины. У которой не осталось веры в хорошее и надежды на будущее.
Сейчас я боялась испытать на себе то же самое. Стать такой же: униженной и обреченной. Алексис не давал никаких обещаний. Ни одной гарантии. Для него я была просто рабыней - именно так я думала, лежа на его широкой груди. Он добился своего, а у меня, по сути, не осталось выбора. Как скоро я ему надоем? Боюсь, этого не знал даже он сам...