С попутным обозом впервые в жизни уезжал я далеко от родных.
Путёвка в небо
Вязьма после Гришкова и Холм-Жирковского показалась мне большим, шумным городом. Педагогическое училище помещалось в красивом белом трёхэтажном доме, окружённом садом. Здесь же находилось и общежитие. Но, чтобы получить право на бесплатное жильё, питание и небольшую стипендию, нужно было хорошо учиться. Понадобилось не одну ночь провести за книгой, чтобы сравняться с однокурсниками.
Не стану подробно рассказывать о нелёгких годах, проведённых в Вяземском педагогическом училище, о том, как я наконец приобрёл звание учителя. Однако и эта профессия не пришлась мне по душе. Ещё за год до окончания училища у меня закралось сомнение: в педагогике ли моё истинное призвание? Как раз в это время многие из моих новых товарищей по училищу уходили в военные школы. Соблазнили они и меня. Перед тем как ехать к себе в деревню на каникулы, я зашел в райком комсомола и попросил направить меня в Ленинградское военно-морское училище имени Фрунзе. Из всех военных специальностей профессия моряка казалась мне наиболее заманчивой. Море, морская служба, плавание в дальние страны… Что может быть интереснее?
В Ленинград я поехал, но в военно-морское училище не попал: не приняли без законченного среднего образования. Пришлось возвращаться в Вязьму, заканчивать педучилище.
Прошёл год. Ещё не улеглось желание стать моряком, как я загорелся новой мечтой. Я твердо решил стать полярником, зимовщиком… Увы, вместо Арктики по окончании училища меня ждало назначение в родной Холм-Жирковский район, в деревню Маскино.
Но мечта объездить весь мир, повидать дальние края, о которых приходилось читать только в книжках, по-прежнему не давала мне покоя.
Весной 1938 года меня перевели на инспекторскую работу, а затем вызвали в Смоленск на курсы усовершенствования учителей. Здесь, в областном отделе народного образования, я встретился с девушкой — инструктором областного комитета комсомола. Она незадолго до того приезжала к нам в район проверять работу школы и знала меня. Эта встреча сыграла решающую роль в моей жизни.
Инструктор рассказала, что идёт набор комсомольцев в школы Гражданского воздушного флота. Она так интересно описала профессию лётчика, что я бесповоротно решил стать пилотом. Правда, в глубине души я сомневался, окажусь ли пригодным для такого дела. Но медицинская комиссия нашла меня вполне здоровым, и я вместе с другими земляками-комсомольцами получил путевку в Тамбовскую лётную школу Гражданского воздушного флота.
В те годы комсомол шефствовал над Военно-Морским и Воздушным Флотами. В авиационную школу мы ехали организованно, по комсомольским путевкам. В Тамбове нас встретили тепло.
Занятия на первых порах были только теоретические. С первых же дней и администрация школы, и комсомольская организация были вынуждены уделять особое внимание дисциплине. У многих из нас сложилось ложное представление об образе и поведении лётчика. Некоторые рассуждали: раз профессия авиатора связана с постоянным риском для жизни, то и на земле лётчику положено быть бесшабашным ухарем.
Получив увольнительную записку, многие курсанты шли в город и там напивались. При этом держали себя вызывающе, по принципу «знай наших», мы, мол, не кто-нибудь — лётчики!..
Пришлось крепко взяться за этих «героев алкогольного приземления». Каждый курсант должен был понять, что настоящему советскому лётчику больше чем кому бы то ни было не к лицу лихачество.
Соседом по койке был мой земляк Володя Павлов. С самых первых дней Володя показался нам чудесным парнем: открытым, смелым, честным. И вдруг неожиданно для всех нас загрустил, стал груб с товарищами, дерзок с начальством, невнимателен на занятиях. Последнее обстоятельство особенно поразило нас: занятия нам, курсантам, казались очень увлекательными. Мы изучали основы теории полёта, материальную часть самолёта и в первую очередь мотор. Аттестат зрелости был у каждого. Для тех, кто хорошо усвоил курс физики, особенно раздел механики, первые теоретические занятия в школе давались легко, вместе с тем всё было ново и интересно. А вот Володя Павлов неожиданно задурил. Как-то раз не поднялся вместе со всеми утром, не явился на занятия. Мы, несколько человек, пошли к нему в общежитие. Смотрим — лежит, укрывшись с головой одеялом.
— Ты что, болен? — спрашиваем Володю.
Он молчит, делает вид, что спит. Снова тормошим его.
— Уйдите от меня! — огрызнулся угрюмо Володя.