Какая-то серьезность в его взгляде, какая-то внушительность жеста вернули меня в сидячее положение, и он продолжил.
– Я признаю, что это кажется странным – расстаться с таким огромным секретом. Я признаю, что это более чем странно – это кажется невероятно глупым. Я признаю, что публикация этой тайны погубит интересы горнодобывающей промышленности этого побережья и на время парализует промышленность и торговлю всего мира. Есть только одна причина, которая может побудить меня к столь странному решению, но, когда я назову ее, вы поймете ее силу.
– Назовите ее, – сказал я.
– Месть! – крикнул он, обрушивая свой сжатый кулак на стол с энергией, которая заставила все стаканы на столах в пределах обширной территории подпрыгнуть и зазвенеть, и внезапно остановила трех официантов в их беспрерывном движении.
Я пристально посмотрел на него и сказал:
– Продолжайте.
– Тот, кого я назвал своим партнером, предал доверие, которое я ему оказал, или, если говорить точнее, не сообщил мне то, что должен был сообщить. В течение трех лет мы экспериментировали вместе. Я дал ему возможность воспользоваться моим теоретическим и механическим опытом. Я планировал и конструировал орудия, которые мы использовали. Я предоставил умение и мозги, он – деньги. По одной из тех счастливых случайностей, которые часто открывают принципы или естественные комбинации, ошибочно называемые изобретениями, однажды он наткнулся на последний шаг процесса, который мы вместе старались довести до совершенства. Я случайно отсутствовал в это время в нашей мастерской и когда я вернулся, я увидел результат. Я увидел улыбку триумфа, озарившую его лицо, но я также увидел дьявольскую и сардоническую ухмылку злобы, скрывавшуюся под ней. Я сразу же потребовал от него объяснить суть этого процесса и повторить его в моем присутствии. Он просто стоял со сложенными руками и улыбался. Я призвал его к мужественности, к его представлениям о справедливости и добросовестности, чтобы он не позорил себя, поступая так подло по отношению к тому, кто столько лет работал рядом с ним. Я видел по его суровому, непримиримому лицу и твердой решимости в его глазах, что жадность и эгоизм за несколько коротких мгновений изменили всю суть этого человека, или, возможно, правильнее сказать, развили в его характере черты, которые всегда были скрыты в нем и лишь требовали обстоятельств и случая для их проявления. В ответ он сказал, что последний шаг в процессе был его открытием, а не совместным, что я не могу претендовать на него ни по закону, ни по справедливости, и взял кусок кварца, который, когда я вышел из комнаты несколько часов назад, был девственно белым и чистым; он с триумфом указал на крупные вкрапления чистого золота, которым он был испещрен, и сказал мне, что если я могу его изготовить, то должен пойти и сделать это. Мой гнев разгорелся. Я бы бросился на него, если бы осмелился, но он был физически гораздо сильнее меня, и я хорошо знал, чем закончится такой конфликт. Он тоже это знал и улыбался с еще более невозмутимым хладнокровием. Если бы у меня было хоть какое-нибудь оружие, я бы, возможно, воспользовался им, но я знал, что применение силы не принесет ничего хорошего, и что мои истинные цели будут исковерканы любым таким действием – ведь я никогда не позволяю даже гневу поколебать мой разум. Тогда я сказал ему, что, прежде чем он будет пользоваться преимуществами открытия, я опубликую все факты всему миру и только он подтолкнул меня к этому. Он сказал мне, что вначале меня сочтут лишь дураком или сумасшедшим, а когда я не добьюсь никакого результата, что, несомненно и произойдет, я только усугублю впечатление, которое произвел вначале. Я закричал в бессильной ярости, что буду продолжать эксперименты один. Он рассмеялся низким, довольным смехом и сообщил, что у меня больше нет его денег. В порыве страсти я воздел руки к небу и поклялся, что осуществлю свою месть, даже если на это уйдут годы, и, потрясая кулаком перед его лицом, покинул это место. Вечером я вернулся, готовый выполнить часть своей программы. Он был слишком быстр и, разгадав мои намерения, убрал всю свою аппаратуру, и не осталось ни следа, ни знака. Сбитый с толку, я несколько дней наводил справки не появлялись ли в окрестности грузовые фургоны, так как знал, что несколько из них он должен был задействовать для столь быстрого перемещения аппаратуры, но он либо подкупил их, чтобы они молчали, либо привлек их из какого-то отдаленного пункта. До вчерашнего дня я не мог получить никакой подсказки. Вчера, когда я с любопытством бродил по улицам, пытаясь по каким-нибудь признакам обнаружить присутствие того, что я искал, мои уши уловили звук из подвала здания на Бродвее возле Стоктона, которое когда-то было занято под китайскую прачечную, (но, судя по всему, которая теперь не работает), который заставил мое сердце подпрыгнуть от радости; это был низкий, ритмичный, приглушенный стук паровой машины, и как жена узнает шаги своего мужа ночью в квартале от дома, так и я узнал стук этой паровой машины – разве я не жил и не работал с ней в течение трех лет? Я остановился, и как только я замер, звук прекратился. Мог ли я ошибиться? Я внимательно посмотрел на подвал, но только на мгновение, и продолжил свою прогулку в расслабленной манере. Если остановка двигателя, рассуждал я, была следствием моей остановки на улице, то за мной наблюдали изнутри, и выдать своими действиями знание этого факта означало бы просто потревожить бдительность другой стороны и отдалить ту самую цель, которую я стремился достичь. То, что подвал на такой людной улице, как эта, оказался незанятым, само по себе было подозрительно. Двери и окна были надежно заколочены досками и заперты засовами. Ничто не указывало на присутствие жизни или деятельности внутри. То, что мой старый партнер выбрал для своей мастерской такое публичное место, не показалось мне странным. Я знал, что у него достаточно ума, чтобы понять, что аксиома о том, что человек никогда не бывает так одинок, как в густонаселенных городах, имеет широкое применение, а поскольку в этом районе живут почти одни южные европейцы, я знал, что деятельность, которая в другом месте привлекла бы внимание, здесь останется незамеченной.