Теперь моя роль заключалась в том, чтобы рассчитать время своего возвращения к маркизе так, чтобы увести ее подальше от будуара до прихода аббата, но при этом не допустить, чтобы она увидела его, когда он будет спускаться по лестнице. Жест приветствия с его стороны разрушил бы все, если бы он случайно увидел ее, в то время как, с другой стороны, появление Мефистофеля на лестнице в равной степени раскрыл бы личность, которую теперь маркиз пытался скрыть. Соответственно, я задержался у подножия лестницы, пока не услышал шаги на верхнем этаже, а затем, быстро предсав перед мадам, сообщил ей, что маркиз приближается к будуару, и что месье Круа-Блан ждет в северном коридоре.
– Размышляя о моем поведении в ту ночь, – прервал рассказ баскский пастух, обращаясь ко мне, – даже через столько времени я чувствую глубокий стыд за свое двуличие, каким бы благим намерением оно ни было оправдано. Я был увлечен чувствами и интересами момента, и поистине, горько я заплатил за это!
Он продолжил повествование:
Целью мадам было не встретиться с маркизом, а заманить его в свой будуар и подождать там. Поэтому она избегала ближайших салонов и перешла в оранжереи. Вскоре я последовал за ней, получив от маркиза указание занять свою позицию за вазой и подать ему условленный знак, когда влияние лекарственного платья должно было привести аббата в беспомощное состояние.
Ночь была теплой, и одно из окон будуара было оставлено с приоткрытой створкой, через которую, с того места, где я находился, был виден интерьер. Через несколько мгновений дверь из гостиной открылась, и вошел Мефистофель, которого по росту, фигуре, осанке и одежде я не смог бы отличить от маркиза, если бы не знал, что это аббат, настолько хорошо искусство помогло природе создать сходство.
Он постоял, словно в раздумье, минуту или две, а затем начал беспокойно расхаживать по комнате. Часы в будуаре пробили одиннадцать. Аббат остановился, повернулся, выглядя нерешительным и, наконец, нетерпеливым жестом растянулся во весь рост на диване, подперев щеку рукой. Я пристально наблюдал за ним. Часы тикали пять минут, десять, но фигура так и не изменила своего положения. По чертам лица под маской ничего нельзя было понять, но положение конечностей указывало на полный покой. Казалось, что платье, очевидно, делало свое дело, единственный вопрос заключался в том, наступил ли момент сообщить об этом маркизу. Еще через пять минут наблюдения я решил выяснить состояние аббата, и соответственно кашлянул и издал шуршащий звук там, где я был. Фигура не двигалась. Осмелев, я подошел к открытому окну и позвал тихим, отчетливым голосом: "Месье Круа-Блан! Месье Круа-Блан!" Голова не сделала попытки приподняться, тело слегка пошевелилось, но ответа не последовало. Очевидно, время пришло. Распростертая передо мной фигура, по-видимому, достигла второй, или безмолвной и беспомощной стадии, которую доктор описал мадам, так что, очевидно, моим долгом было проинформировать маркиза.
Я вернулся в салоны и вскоре обнаружил Мефистофеля, прогуливающегося под руку с одалиской. Я прошел перед парой, казалось, не замечая их – знак, предварительно согласованный с маркизом. Обернувшись, я увидел, что они движутся в направлении будуара, и, как только я смог сделать это, не привлекая внимания, я вернулся в оранжерею и занял свое прежнее место за вазой, маркиз приказал мне сделать это, чтобы я мог быть в пределах досягаемости, если понадобится. Когда я посмотрел в полуоткрытое окно, моему взору предстала странная сцена. Там, в будуаре, на диване, точно так же, как я его оставил, лежал Мефистофель в маске, которого я знал как аббата, а перед ним стояла одалиска – иначе мадам Маркиза – опираясь на руку другого Мефистофеля, которого она приняла за аббата, но который был в реальности маркизом.
– Франсуа, – сказала одалиска, глядя на своего партнера, – ты можешь, по крайней мере, говорить без утайки. Сегодня ты не раскрыл своих уст. Прошу вас, не будьте настолько невежливы с месье маркизом, чтобы даже не попрощаться с ним. Я уверена, что он никогда не простил бы нам нехватку вежливости.
Стоящий Мефистофель оставался неподвижным, не выдавая ни словом, ни действием, что он слышал одалиску. По телу лежащего Мефистофеля пробежала дрожь, которая показала, что он услышал и оценил слова мадам. Его рука немного приподнялась, но бессильно упала рядом с ним, в то время как движение маски, казалось, указывало на то, что попытка заговорить оказалась безуспешной.
– Что может быть не так с господином маркизом, – шутливо продолжала одалиска, – что он не встает, чтобы поприветствовать нас? Возможно, слишком много вина – кто знает? Я думаю, нам лучше снять с него маску и впустить свежий воздух. Это может помочь привести его в чувство, – и она сделала движение в сторону кушетки. Ее Мефистофель удержал ее, крепко сжав ее руку своей. Она казалась удивленной, но мгновение или два ничего не говорила.