Я отлично понимала, в чем дело. Машина пыталась сбежать. Там, внутри здания что-то происходило... автомобиль чувствовал это, трясся всем корпусом и пытался сбежать, а до меня ему дела не было.
Щекой я касалась сиденья. Мне не были видны педали, и я наугад в панике лупила по ним ладонями. Может быть, она остановится сама? Может быть, все еще будет нормально?
Потом левой дверцей машина коснулась бетонного столба. Коснулась, напряглась, вжалась в столб, продолжала двигаться, словно спинкой почесываясь о чужие ногти.
Скрежет был негромким... но слышала я его отлично. Все это происходило со мной, творилось на самом деле. Столб обдирал с водительской дверцы краску, сминал металл, корежил автомобиль, которым так дорожил мой муж... и который стоил куда дороже, чем сувенирная купюра в два американских доллара.
Вытянув пальцы, я попробовала все-таки вдавить педаль в пол. Указательный палец провалился в узкую прорезь. Я потянула руку назад, но с той стороны палец кто-то держал. Не отпускал. Не желал, чтобы я освободилась, подняла голову и рассмотрела, что теперь представляет собой левая дверца машины.
Ощущение было именно таким. Не то чтобы палец застрял. Его именно держали. Мягко, совсем небольно. Но так, что освободиться я не могла.
Машина продолжала двигаться вперед. Я лежала на сиденье и понятия не имела, куда именно она движется.
€ € €
— Слышишь?
— Что?
— Снаружи... Это спасатели!
— Да?
Все замолчали. Сперва я слышал только сопение. Потом... действительно... там, снаружи, кто-то царапался.
Потом звук пропал. В лифте было по-прежнему темно. Пассажиры сидели вдоль стен и потели. Лифт был полон потных мужчин и женщин. Очень-очень потных людей.
Парень-клаустрофоб встал и начал обоими кулаками барабанить в стену:
— Эй! Вы! Эй! эй! эй! эйэйэй! Все молчали и слушали. Звуки снаружи прекратились.
— Ушли? Они ушли?
— Может, это не спасатели?
— А кто?
— Не знаю. Может, послышалось? Парень достал из кармана сигареты
Один из мужчин дернулся к нему:
— Прекрати!
— Почему? Я хочу курить. Имею я право выкурить сигарету?
— Ты имеешь право задохнуться на хер, понял?!
— Хватит орать. Там опять кто-то... слышите?..
Звук сместился к самому верху кабины. Все задрали головы.
Парень все еще держал в пальцах зажигалку. Он поднял руку и несколько раз пощелкал.
В продольные вентиляционные дырочки под потолком был засунут палец. Мясистый мужской палец.
Парень прекратил щелкать, опустил руку и посмотрел на меня.
— Ты видел?
— Что?
— Там палец.
— Ну да. Палец. Видел.
— Чей это палец?
— Чего ты на меня так смотришь?
— ЧЕЙ ЭТО ПАЛЕЦ?!
— Не мой. Не ори.
Девица с духами и дамским телефончиком тихонечко, стараясь не шуметь, плакала. Парень еще раз задрал руку с зажигалкой и пощелкал. Там, в щели под потолком, действительно торчал палец. Мужской. С узкой полоской грязного ногтя.
Парень выплюнул неприкуренную сигарету прямо себе под ноги, подошел поближе, подпрыгнул, уцепился за край вентиляционной щели и подтянулся на руках.
Все молча смотрели на него.
Аккуратно... очень медленно парень подтягивал лицо ближе... еще ближе к пальцу.
— Что там?
— Погоди... сейчас...
Мужчина, не выносящий запаха сигарет, поднялся и тоже подошел поближе. Оба говорили шепотом. Парень подтянулся и заглянул в щель.
— Это... это самое... О нет!
Ему было неудобно висеть и говорить одновременно. Он задыхался. Круглыми от ужаса глазами он заглядывал в щель, а потом палец, просто висевший в щели, вдруг выпрямился, напрягся, дернулся и вонзился парню в глазницу.
С громким криком тот рухнул на пол.
€ € €
Он наконец показался в дверях здания Он улыбался, а в руках у него была сувенирная двухдолларовая купюра.
— Что так долго?
— Извини. Все, поехали. Он плюхнулся за руль, и мы поехали домой.
Глава 13. ПОСЛЕДНИЙ ВАГОН МЕТРО
У диспетчера метрополитена были пальцы все в черной смазке, а ногти погрызенные.
Ровно в 7 часов 54 минуты диспетчер погрузил пальцы в глазницы и вырвал себе глаза. Он опустил глазные яблоки на пульт перед собой, и они скатились на пол. К ним, влажным, тут же прилипли пылинки и сор.
Диспетчер неподвижно сидел в кресле. Из пустых глазниц текла кровь. Казалось, он плачет черными, как повидло, слезами.