Я прижал трубку к уху, дотянулся до стола, взял сигареты, прикурил и вернулся в кресло.
— Кто он вообще такой, этот Шлиман?
— Ты не знаешь, кто такой Шлиман?
— А ты знаешь?
— Каждый приличный человек знает, кто такой Шлиман!
— Может, я не очень приличный? И, может, в этом твоя вина? Как думаешь?
— Подумать только! Мой сын не знает, кто такой Шлиман! Ты просто дикий! А еще дружишь с профессорами!
— На самом деле нет. Я не дикий, я домашний. Как кинотеатр. А с профессорами я не дружу уже целую неделю. Ты же знаешь, что произошло...
— Какие у тебя планы на эти выходные?
— На эти — никаких. Я хотел с женой в Финляндию поехать. Но на этих выходных не выйдет. Вообще не знаю, когда выйдет. Паспорт не могу поменять.
— Вот и отлично. Помоги мне в субботу передвинуть шкаф. Поможешь?
Мы договорились, во сколько я подъеду в субботу, и я положил трубку.
За окном лежал все тот же мир, что я видел с утра. Сейчас он казался более приемлемым.
€€€
Вечером я встречал жену у метро. Это вроде нашей семейной традиции. Уже восемь лет подряд я почти каждый вечер встречаю жену у метро.
Если вы не в курсе, то Моховая — это такая улица, с которой можно за десять-пятнадцать минут дошагать до четырех... или даже до пяти станций метро. Очень удобно. Наверное, если в Петербурге есть геометрический центр, то именно в нем я и живу.
Я родился здесь, в центре, здесь нашел себе друзей детства, прожил на Моховой всю жизнь. Друзья повзрослели, разъехались по более благоустроенным городским окраинам, обзавелись автомобилями, стервозными женами, многокомнатными квартирами, а я все еще живу здесь.
Впрочем, не все разъехались и обзавелись. Из четырех моих ближайших приятелей машины сегодня есть только у двоих. Причем одному из них она больше никогда и ни за чем не понадобится.
Со своей тихой улицы я пешком дошагал до «Гостиного Двора». Обычно мы с женой встречались возле выхода из метро на канал Грибоедова и сворачивали к подсвеченному Спасу-на-Крови.
Сегодня какое-то время шли молча. Вообще-то, осень стояла теплая. Но не вечерами. Ветер дул такой сильный, что сигареты выворачивало вместе с зубами. Из-за замерзших облаков торчала рыжая рожа месяца-самца. Жена натянула на пальцы перчатки.
— Возьми меня под руку. Мне холодно. Я взял ее под руку.
— Чем занимался сегодня на работе?
— Придумал скороговорку. Хочешь скажу? «У ежика изжога». Повтори.
— Отстань!
— А-а! Не можешь повторить!
— Жена замерзает, а ты... Я говорила, что ты абсолютно невоспитанный тип?
— Да? А мне казалось, я неплохой парень. Вполне приличный.
— Ты? Приличный?
— Ага. Я. Только я не знаю, кто такой Шлиман. А ты знаешь?
— Шлиман это такой дореволюционный жулик. Натырил где-то древнего золота и выдал его за золото Трои.
— Отличный, кстати, способ отмывать бабки! Откуда у вас столько золота? А я нашел Трою!
— Да. Неплохой.
— Зря он только свой дом не зарегистрировал в паспортном столе. Теперь мне геморрой.
— А вообще, этот Шлиман был типа инженер. Принимал какое-то участие в отводе воды из одного невского протока. Но не в городе, а где-то в области. Не доезжая Колпино.
— Отвел?
— Без понятия. Слушай, я замерзла. Очень холодно.
— Ага.
Иногда дорогу нам перебегали беспризорные собаки. Вы замечали, сколько беспризорных собак в последнее время бродит по улицам? Порвать нас в клочки, на тряпочки собаки не пытались. Возможно, считали своими двуногими друзьями.
Возле Михайловского замка мы на красный свет перебежали Садовую. Замок был пуст, темен, тих. Внутри его притаились привидения. Здесь наверняка повсюду обитали привидения. В Михайловском замке, в котором убили Павла Первого, рядом со Спасом-на-Крови, где взорвали Павлова внука, чуть дальше по Фонтанке, на месте, где гомосексуалисты всадили контрольную пулю в голову Григорию Распутину и где сегодня расположено противное дорогое кафе.
Место, где я живу, битком набито привидениями. А не встречал я их только потому, что на моем мобильном телефоне установлена веселенькая мелодия из кинофильма « Ghost busters ».
— Знаешь, я где-то читал, что в Летнем саду есть такое дерево... тополь-ресничник.
— Что это значит?
— Ты не в курсе? Ресничник - это такая тварь, которая жрет все, до чего может дотянуться. То есть, с одной стороны, это растение, но жрет как животное.
— И чего?
— Короче, этот тополь питается перелетными птицами. Те садятся на ветку и хоп! От птицы остались одни ласты. Причем по виду эта тварь не отличается от обычных тополей. Поэтому найти и спилить его до сих пор не могут.