Тед и Джейн. Пришел папа со своей Сарой (ц. 45 000) — хоть какое-то развлечение, — и бабушкой. Бабушка — это социальная проблема. Ей уже давно пора в гроб, но система здравоохранения почему-то решила оставить ее в живых. Наверно, чтобы на следующий торраблот[94] она развлекала обслуживающий персонал. Я целую бабушку. Она поднимается, чтобы поприветствовать меня, и вся трясется. Когда бабушка вытягивает руку по направлению к моей шее, такое впечатление, что она пляшет хардкор-техно. Ну, старушка, ты даешь! Наконец хоть кто-то в танце выдает по сто двадцать тактов в минуту. Пока я лобызаюсь с вибрирующей бабушкой, я пропускаю то, как мама здоровается с папой, но успеваю к тому моменту, когда он жмет руку Лолле. Ничего особенного. Семейство Магнуса заполняет пространство дивана. Родители и сестра (ц. 2 000) в светлых лотерейных костюмах. Три варианта Маггиного брюха. Сидят там, как невинные младенцы, как будто у них в жизни никогда ничего не было, как максимум, какая-нибудь выплата займа. Как будто их всех только что расклонировали из образцов ДНК из пуза Магнуса.
Я здороваюсь с ними за руку, тянусь через стеклянный столик. Ни с того ни с сего говорю мамаше (ц. 2 500): «Здравствуй, ты меня узнал?» Сын Маггиной сестры, тинейджер, выбивается из общей закономерности, как будто он лет на семь старше всех остальных. Он сидит, худой и хмурый, на отдельном стуле рядышком, руку положил на подлокотник дивана: мрачный боевик, захвативший их всех в заложники. Следит за ними. Мне достается место у окна, рядом с мамой и Лоллой, напротив папы, Сары и бабушки. Я собираюсь пристегнуться, но не могу найти ремень. Ну вот так… По-любому, пока у них горит только табло «Не курить». Диван — эдакий кожаный агрегат, полное новье, повернут как-то странно, к окну, выходящему во двор. Как в витрине. Мы сидим в мебельном салоне, вдвенадцатером, и смотрим на улицу. Пейзаж бледноват: белый двор, сугроб у мангала и другие дома. И все же: одно деревце слегка колышется. Но для развлечения это как-то бедновато. Этого слишком мало, чтобы об этом можно было спокойно молчать.
Эльса: Ну, как у вас дела?
Мама: Да ничего…
Эльса: Как у вас вчера все прошло?
Мама: Мы хорошо посидели, встретили праздник…
Эльса: Нет, я имею в виду, погода у вас какая была? У нас тут все время такой ветер…
Мамаша Магги: Да, вчера была такая метель — настоящий буран.
Мама: Правда? Да что вы говорите! А у нас ва-аще никакого ветра не было, все тихо.
Хлин сказал: Погодка прямо как для гриля.
Эльса (со смехом): Правда? Он прямо так и сказал?
Магги (с ухмылкой): Вы вчера что-то жарили на гриле? Жаркое для праздничного стола?
Я (с идиотской улыбкой): Да, да.
После этого — пауза. Я чувствую себя так, будто сморозил глупость. Голод и бессонница скоро доконают меня. Желудок как дрянное радио, настроенное на «поиск». Хочу кофе с печеньем. Завтрак. Я обращаю свои молитвы к кофейнику, который попыхивает себе на кухне и извиняется за промедление кряхтением, как человек, который слишком надолго засел в сортире. Рассматриваю Сару, чтоб не срубиться. Да… Она чем-то похожа на Джейн Фонду. Божество, покрытое морщинами. Да… Джейн — бутылка, а она — банка. Сара — бывшая царица ночи, а теперь — массовик-затейник в кафе «Розенкранц». Темноволосая, накрашена темным, с налетом испитости на лице, помимо макияжа, — или это такой свет от лампы? В ее глазах я насчитал 1040 (20x52) уик-эндов (блестящая карьера от дискотеки «Глёймбайр» до отеля «Исландия»), а потом опустил глаза. Подозреваю, что папа у нее сто пятьдесят шестой. Она сказала в каком-то интервью, что перевалила за сотню. Вот был бы прикол, если бы они все вместе пришли в бассейн. Сара. Бассейн… Где она, а где я! Я спал всего с шестью, не больше. До смешного мало. Да… Во мне что-то не так. Вот я весь. С моими шестью в джакузи, а Сара в это время плавает со своей сотней в глубоком бассейне. Да я бы со своими и в джакузи не сел. Мне ни разу не попалось никого дороже 30 000, а это, по-моему, такая цена эскорт-услуг в Амстердаме. Ну да… Хофи в начале тянула на 40 000. «Почему ты мне тогда за это не заплатил?» Ведь так она сказала? Я потягиваюсь на диване, пытаясь принять горизонтальное положение, чтобы проверить, нет ли у папы на запястье номерка на синей резинке[95]. От стекла на журнальном столике блики.
Мама: Хавстейнн, а твоя мама у тебя была?
Хавстейнн: Да, а еще Гейри, Сарин брат.
Бабушка: А? Где я была?
Папа: Я ей сказал, что ты вчера была у нас в гостях. Вчера вечером.
Бабушка: Да, да… А я надолго оставалась?
Папа (с улыбкой): Нет-нет. Мы тебя к десяти отвезли домой.
Бабушка: Вот и хорошо. Мне надо вовремя ложиться.
Я представляю Сару голой. Нет, лучше опять одеть. У нее груди приспустились, надо подкачать. Она на них слишком долго ездила. Это не здорово; я о них столько слышал, о них в свое время много говорили. Деликатесы. Я представляю, что я голый рядом с ней, одетой. Сережки на ней, наверно, шестьсот семьдесят третьи по счету. Дырки в ушах растянулись. «Where have all your earrings gone?»[96] Что же это за песня?[97] Эльса принесла кофе.
Мама: Ты новые чашки купила?
Эльса: Да, правда, красивые? Мы их покупали в Бостоне этим летом. Лолла, тебе сидеть удобно? Дать тебе стул?
Лолла: Нет-нет, все нормально.
Лолла сидит между мной и мамой. Коленка, коленка. Коленка, коленка.
Папа: Ну, как, Вагн, у вас там много снегу намело?
Вагн… Вагон… Да, точно, его зовут Вагн. У Магги отчество Вагнссон.
Маггин папаша: Ну, пожалуй, побольше, чем у вас в городе.
Папа: Ага.
Маггин папаша: А вообще я считаю, нам этой зимой просто повезло.
Папа: Правда?
Маггин папаша: С тех пор, как у нас появился джип, — совсем другое дело.
Папа: Ты джип купил?
Маггин папаша: Да, знаешь, «тойоту» — новье. Теперь стало гораздо легче.
Папа: Легче, говоришь?
Маггин палаша: Да, совсем другое дело, не то что когда…
У тинейджера глубоко-глубоко под напластованиями спортивных кофт пищит телефон; диванное семейство непроизвольно дергается и смотрит на него с ужасом в глазах. Вдруг ему пришел приказ пустить их в расход? Парень дает звонку отбой и смотрит на телефон.
Маггина сестра: Кто звонил?
Тинейджер: По-моему, папа.
И снова молчание. Все думают об этом папе. И все представляют, как он сейчас звонит по телефону. Из автомата возле тюрьмы на Литла-Хрёйн, по телефону в машине перед закрытым кафе на мысу Гранди, по мобильнику в темной студии в Хабнарфьордуре[98]…
Папа: Японские джипы сейчас стали такие клевые.
Маггин папаша: Да, интересные такие машинки…
Интересные? Наверно… Я рассмеялся. Где-то глубоко во мне, по бездорожью, где только на джипе и проедешь, канает на пониженной передаче смех. Ну-ну… Кофе жидковатый. Молчание. Мы все смотрим в сад. У нас тут снова мебельный салон. Мы следим за тем, как восточный край неба мало-помалу темнеет, как гора Ульварсфетль борется за жизнь со всепоглощающим мраком, эта борьба заведомо обречена, геройски безнадежная борьба, ее сотрут с карты видимого… Что мне лезет в голову? Откуда такие фразы? Из книг. Читать вредно. Книги — для бездуховных. Дух сам придет, надо лишь вдохнуть его. В невыкуренной сигарете мыслей больше, чем в пятитомнике исландских саг.
Смотрю на Лоллу. Она смотрит на меня и беззвучно спрашивает, можно ли здесь курить? Я мотаю головой. С какой стати она поехала сюда с нами? Добровольно вызвалась исполнить чужой гражданский долг. Она здесь как самокрутка в пачке «Салема». Вдруг я перевожу взгляд с Лоллы на папу. Он смотрит на меня. Взгляд совершенно трезвый. Перевожу взгляд на Сару: сорри, Сара, сорри — и пробегаю взглядом по дивану. Семейство магнусовых. Пузо, пузо, пузо. Такой публике больше всего подошло бы сидеть в джакузи с массажным приспособлением. Чтобы были видны только головы. Так будет спокойнее, брюхо в надежном месте. Я уже собрался спросить: «А джакузи у вас есть?» — но у меня за спиной возникла Эльса с кофейником.
94
Торраблот — традиционный исландский праздник в первой половине февраля (по старинному исландскому календарю — месяц «торой», длящийся от середины января до середины февраля), посвященный скорому окончанию долгой зимы. В этот день исландцы устраивают застолья с пением и едят традиционную народную еду (бараньи яйца выдержанные в кислой сыворотке, ливерную и кровяную колбасу, овечьи головы с пюре из репы, мясо акул и китов).
95
Имеется в виду номерок из гардероба в бассейне. (У мужчин резиновые браслеты, к которым крепится номерок и ключ, синего цвета.).
97
Аллюзия на песню Пита Сигера и Джо Хиккерсона «Where Have All the Flowers Gone?» («Куда исчезли все цветы?») — вольную переработку казацкой песня «Колода дуда», цитировавшейся М. Шолоховым в «Тихом Доне».
98
Хабнарфьордур — портовый город недалеко от Рейкьявика, основанный примерно в то же время, что и исландская столица. Гранди — мыс на западной окраине Рейкьявика. Тюрьма на Литла-Хрёйн — крупнейшая и наиболее известная в стране тюрьма на юго-западе острова.