— Ты это видел? На самом деле? Ты видел его? — Несмотря на мое собственное путешествие в прошлое, я процентов на пятьдесят верил, что рассказ Эла — чистая выдумка или намеренная ложь.
— Да. Она миновала калитку и прошла дальше, опустив голову, прижимая ребенка к груди, словно меня и не было. Он проследовал за ней, так близко, что я уловил аромат «Олд спайс», которым он брызгался, чтобы скрыть запах пота. Я видел угри, рассыпанные по его носу. Его одежда и обувь, с ободранными мысками и стоптанными каблуками, не оставляли сомнений в том, что у него нет горшка, куда поссать, и окна, чтобы выплеснуть мочу, но, посмотрев ему в лицо, ты понимал: это совершенно не важно. Для него — не важно. Освальд считал себя большой шишкой.
Эл на короткое время задумался, потом покачал головой:
— Нет, беру свои слова обратно. Освальд знал, что он большая шишка. И просто ждал, когда это дойдет до остального мира. Он находился совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки… И не думай, что эта мысль не пришла мне в голову…
— Так почему ты этого не сделал? Почему не закончил погоню и не пристрелил его?
— На глазах у жены и ребенка? Ты смог бы это сделать, Джейк?
Мне не пришлось долго обдумывать вопрос.
— Пожалуй, нет.
— Я тоже не смог. По нескольким причинам. Одна из них — отвращение к тюрьме штата… и к электрическому стулу. Мы же находились на улице, помнишь?
— А-а-а…
— Вот именно. Он улыбался, подходя ко мне. Нагло и самодовольно. Эта улыбка на всех его фотографиях. Так он улыбался и в полицейском участке Далласа, после того как его арестовали за убийство президента и копа-мотоциклиста, попавшегося ему на пути, когда он пытался сбежать. Он спросил меня: «На что смотрим, сэр?» Я ответил: «Ни на что, дружище». Он сказал: «Вот и занимайтесь своим делом».
Марина ждала его дальше, футах в двадцати, укачивала девочку, чтобы та успокоилась и уснула. День выдался чертовски жарким, но Марина повязала голову платком, как делали в те годы многие европейские женщины. Он подошел к ней, схватил за локоть — как коп, а не муж — и говорит: «Pokhoda! Pokhoda![26]» Иди, иди. Она что-то сказала ему, возможно, попросила какое-то время понести ребенка. Это моя догадка, ничего больше. Но он лишь оттолкнул ее со словами: «Pokhoda, cyka». Иди, сука. Она пошла. К автобусной остановке. Такие дела.
— Ты говоришь по-русски?
— Нет, у меня хороший слух и есть компьютер. Во всяком случае, здесь.
— Ты видел его позже?
— Только на расстоянии. К тому времени я уже заболел. — Эл улыбнулся. — Такого жаренного на открытом огне мяса, как в Форт-Уорте, не найти во всем Техасе, а я не мог его есть. Иногда мир очень жесток. Я пошел к врачу, узнал диагноз, который уже мог бы поставить себе сам, и вернулся в двадцать первый век. В принципе увидел все, что хотел. Тощего парня, бившего жену и дожидавшегося подходящего момента, чтобы стать знаменитым. — Эл наклонился вперед. — Знаешь, каким был человек, изменивший историю Америки? Он напоминал мальчишку, который бросается камнями в других мальчишек, а потом убегает. До того как вступить в Корпус морской пехоты — чтобы стать морпехом, как его брат Бобби, божественный Бобби, — он успел пожить в двух десятках мест, от Нового Орлеана до Нью-Йорка. Его переполняли большие идеи, и он не понимал, почему люди не хотят его слушать. Его это злило, приводило в ярость, но эта стервозная, ханжеская улыбка никогда не сходила с губ Освальда. Знаешь, как его называл Уильям Манчестер?
— Нет. — Я также не знал, кто такой Уильям Манчестер[27].
— Жалкий бродяга. Манчестер обсуждал и все версии заговора, которые пышно расцвели после убийства Кеннеди… И после того, как застрелили самого Освальда. Я хочу сказать, это ты знаешь?
26
Здесь и далее русские слова, написанные в оригинале латиницей, оставлены в авторской редакции.
27
Американский писатель, биограф, историк, автор знаменитой книги «Смерть президента Кеннеди».