Итальянец молчал, давая гостье возможность привыкнуть к столь необычной обстановке.
– Почему вы не пьете? – спросил он, когда решил, что времени было дано достаточно.
Эстер спохватилась. Вино оказалось действительно вкусным. Девушка не заметила, как стала пьянеть. Ей казалось, что это происходит само собой, что это естественно, потому что нельзя было оставаться бесчувственной в окружении такого избытка эмоций, пусть даже застывших.
– Вам не жарко? – сказал итальянец.
Она посмотрела на него.
Какие у него сейчас были мягкие глаза!
– А что, можно раздеться? – игривым тоном спросила Эстер, не отрывая губ от прохладного края бокала.
– Да, снимите юбку.
Произнесено это было совершенно по-будничному, без подвоха, просто предложение умудренного жизнью человека.
Эстер осталась сидеть.
Итальянец выжидательно смотрел на нее, лаская одними глазами.
– Мне хочется вас сравнить, – прибавил он, отставляя свой бокал.
Девушка почувствовала, что делает то же самое и медленно встает с кресла.
– Только юбку?
– Да, только юбку.
Следя за своими руками, она расстегнула поясок и молнию. Нагнулась, опустив ткань до пола, и осторожно переступила через нее.
Она знала, что у нее красивые ноги. Особенно сейчас, обтянутые дорогими чулками, доходившими до середины ляжек, где их удерживали кружевные подвязки.
Короткая кофточка позволяла видеть узкие черные трусики, облегавшие низ живота.
Она еще раз нагнулась и подтянула чулки, хотя в этом не было никакой необходимости.
– Можно сесть?
– Нет, не спешите. Вам стало прохладнее?
– Да, немного. У вас тут хорошо. Итальянец смотрел на нее, не трогаясь с места.
– Видите ли, кара, – начал он, снова беря в руку недопитый бокал. – Проводя большую часть жизни среди произведений искусства, я невольно привыкаю видеть в окружающем меня мире только красоту. Все остальное оказывается просто вне поля моего зрения. Как вы уже поняли, я из породы эстетов, которым кажется, что существовать имеет право только прекрасное. По-своему мы правы. Иначе было бы страшно думать, что свет может быть отдан на потребу уродства.
Он вздохнул.
– Увы, я вижу одни лишь крайности. Но красота, хотя и вечна, не должна закостеневать и обрастать плесенью. Вы понимаете, о чем я говорю?
Эстер кивнула.
Она стояла перед собеседником, покачиваясь на стройных ногах и чувствуя, что это только прелюдия.
– Поэтому красоте нужно обновление, приток свежести. Сегодня я увидел его в вас, когда вы шли по улице. Я ни о чем вас не спрашиваю, но мне показалось, что и вы, и я одинаково одиноки. И тогда мне захотелось показать вам мой мир вечности.
Он отпил из бокала несколько глотков, не отрывая глаз от серьезного лица девушки.
– Теперь я бы попросил разрешения рассмотреть вас повнимательней.
– Что я должна делать?
Итальянец указал на низенький пуфик, стоявший рядом с одной из парных скульптур. Девушка на четвереньках смотрела на подходившую Эстер и, качалось, совсем не замечала, с каким напором берет ее сзади козлоногий фавн.
Вблизи стало видно, что пуфик обтянут мягким фиолетовым бархатом.
Эстер в нерешительности остановилась.
– Встаньте на него коленями.
Она подчинилась. Оглянулась через плечо на итальянца.
– Спустите трусики.
Возражать было по меньшей мере глупо.
Эстер взялась за резинку и стянула трусики почти до колен.
Итальянец некоторое время молчал.
– У вас очень красивые ягодицы, – сказал он наконец. – Я так и думал. Это не могло быть иначе. Вы слишком юны, чтобы иметь малейший изъян. Хотя бедра уже вполне сформировавшейся женщины. Присядьте на пятки. Да, я был прав. Какое чудо! Вы когда-нибудь слышали о содомии?
– Да, – тихо ответила Эстер.
– Вы просто созданы для нее, кара. Такие соблазнительные попки бывают только у совсем еще маленьких девочек. Они настолько хороши, что даже не наводят на греховные мысли. Попробуйте немножко раздвинуть ягодицы.
Эстер нагнулась сильнее и помогла себе пальцами.
– Я даже отсюда вижу, какая нежная у вас промежность. Наверное, вы еще не начали ее подбривать. Мои соотечественницы, да и вообще многие женщины запускают это место и позволяют ему зарастать волосами, что очень редко бывает красиво. В таком положении должны быть отчетливо видны пухлые губки. Какие они у вас маленькие!
Эстер слушала эти странные слова и удивлялась себе, потому что никогда прежде даже представить не могла, что сможет вот так стоять на четвереньках спиной к незнакомому мужчине и при этом не испытывать ни малейшего чувства стыда. Он описывал ее, как произведение искусства, он метался, подыскивая слова, и тосковал, как художник, скованный полотном.
– Можно, я подойду к вам, кара?
Она кивнула, ничего не услышала, поняла, что он не понял ответа, и сказала:
– Можно.
Когда сзади послышались шаги, она вся съежилась, уже предчувствуя смелое прикосновение. Так и произошло.
Он положил ладонь на ее плоский крестец и слегка погладил.
– У вас изумительная кожа, кара. Сколько вам все-таки лет?
– Девятнадцать.
Ее ответ остался без внимания, потому что нетерпеливые пальцы уже спешили вниз, по уютной расщелинке между ягодицами, к мягким и совершенно беззащитным губкам.
– Зачем вы это делаете? – простонала она. Мне стыдно…
– Вам не должно быть стыдно, кара. Стыдиться можно только плохого. А вы хорошая. Вы нежная. Вы доверчивая, Вы любите?
Вопрос был слишком неожиданным, чтобы на него сразу ответить.
Ласковая рука продолжала задумчиво массировать голые ягодицы.
– У вас есть возлюбленный?
– Да. – Она закрыла глаза. – Мы должны пожениться.
– Тогда думайте о нем, кара. Вообразите, что это он стоит рядом с вами и гладит вас нежно-нежно…
На мгновение ей вдруг показалось, что так оно и есть. Это было похоже на гипноз. Но потом появилась каштановая красавица и увела Берни.
– Сейчас вам будет еще приятнее, – говорил голос, и она чувствовала, как что-то твердое и холодное повторяет путь, пройденный пальцами, и останавливается на сжатой точке ануса. – Не напрягайтесь.
Она еще ниже опустила плечи, боясь оглянуться. Холодный предмет медленно входил в нее.
– Что вы делаете? – прошептала Эстер, будучи не в силах сопротивляться.
– Ничего страшного, кара. Это обычная перьевая ручка. У вас появился маленький, хорошенький хвостик.
В пору было провалиться со стыда, но ей сделалось, наоборот, весело.
– На кого я теперь похожа?
– А вы можете сами на себя посмотреть. Дайте руку.
Она открыла глаза.
Итальянец стоял рядом. Он помог девушке встать с пуфика. Трусики, стреноживавшие ее, упали на пол. Эстер переступила через них.
Холодок между ягодиц заставил ее завести руку за спину.
– Нет, не нужно, – остановил ее хозяин. – Оставайтесь как есть.
Он провел ее за руку по зале и остановился перед огромным зеркалом, в котором Эстер смогла увидеть себя почти в полный рост. Не хватало только плеч и головы. Таким образом была сохранена причудливая анонимность отражения.
Итальянец обнял ее сзади за бедра. Она видела, как его руки медленно сползают вниз, вдоль округления живота под коротким подолом кофточки, и ладони двумя теплыми плавниками накрывают ровный треугольник черных волос.
Она невольно подалась бедрами назад.
Итальянец засмеялся.
– Нет, кара, вы не совсем меня поняли. Я вовсе не хочу брать вас в том обычном понимании, которое доступно каждому мужлану. Быть с женщиной гораздо эротичнее, чем быть в женщине. Вы никогда об этом не думали?