– Спасибо, – вдруг тихо вырвалось у девушки. Он поцеловал ее в маленькое ушко.
– Почему вы сказали «спасибо»?
– Потому что вы оказались еще лучше, чем я о вас думала. Вы даете мне возможность переживать наяву мои самые сокровенные грезы, в которых я не всегда признаюсь даже самой себе, и при этом ни на что не претендуете. Теперь я вижу, что не все мужчины так одинаковы, как пытаются это показать. Поэтому я и благодарна вам.
– Вы прямо поете мне дифирамбы, которых я, ей-Богу, не заслуживаю! Но я тоже рад, что вы оказались именно такой, какой я вас увидел на улице.
Он мял кончиками пальцев ее нежный лобок под густой шерсткой.
– Но постойте! – Эстер, начавшая было покачиваться в такт его уверенным движениям, замерла, потрясенная догадкой. – Ведь тогда получается, что если не мужчины, то мы, женщины, похожи друг на друга. Выходит, у нас один и те же грезы, созвучия которым мы все так или иначе находим здесь, в вашем доме. Вы же не будете уверять меня и том, что привели меня сюда первую?
– Нет, вы пятая, – просто ответил он.
– Всего лишь? Я полагала, что все это богатство должно иметь более широкое применение.
– Почему?
Он взял в горсть ее промежность и легонько сжал.
– Что же вы замолчали, кара?
– Наверное, я и в самом деле не то говорю…
– Отнюдь. Все правильно. И ваши вопросы уместны. Второй рукой он мягко поглаживал ее живот. Эстер, не отрываясь, смотрела на свое отражение. У девушки там и вправду были красивые ноги.
– Если хотите услышать, что думаю по этому поводу я, кара, то вот вам мое мнение. Все мы так или иначе похожи друг на друга. Мужчины на женщин, женщины на мужчин. Таких, как я, вы совершенно правы, достаточно мало. Но они есть. Нам не нужна женщина как механизм удовлетворения нашей похоти. Для этой цели существует множество иных способов, зачастую, быть может, даже еще более привлекательных. Женщина интересует нас с точки зрения… нет, я не хочу произносить слово «искусство». Оно обычно воспринимается чересчур академически. Как совокупность неких художественных приемов, как эдакая «надмирская» ипостась. На самом же деле я подразумеваю под искусством то, чего мы обычно не видим в жизни. Древние китайцы называли это «дао» и призывали вообще не упоминать его всуе. «Кто знает – не говорит, кто говорит – не знает». Это действительно так. Современники тех художников, полотна которых мы миновали в самом начале нашей маленькой экскурсии, объясняли это отношение к женщине по-своему, возводя ее на пьедестал где-то между смертным человеком и Богом. Правды ради замечу, что предыдущие поколения мужчин отдавали пальму первенства в этом вопросе собственному полу.
– Однако большинство их богинь – женщины, – вставила резонное замечание Эстер, хотя сейчас ей было вовсе не до эстетических философствований.
– Разумеется, но вспомните, какие почти все они были стервы, – заговорщически рассмеялся итальянец и снова поцеловал полюбившееся ушко.
– Мне почему-то кажется, что и эта точка зрения вам близка.
– Не то чтобы близка, как вы выразились, но я ее принимаю.
– В таком случае мне, наверное, стоило бы спросить у вас о том, сколько здесь до меня побывало мальчиков. – Она повернула голову.
Итальянец поймал ее губы и впервые поцеловал.
– У вас острый ум, кара. Вы правы совершенно: в мальчиках есть своя прелесть. Однако я чувствую, что отошел от исходной темы. Мужчины и женщины похожи между собой тем, что и те, и другие весьма разные. И среди девушек вашего возраста тоже можно найти немало тех, к которым упомянутые вами грезы не являются даже во сне. Они – рабочий материал для подобных им мужчин-самцов. И те, и другие не подозревают о том, как несчастны в своей животности и скольких радостей лишены. Хотя я отчетливо понимаю, что и мы для них кажемся чем-то убогим, поскольку не всегда пользуемся предоставленной нам возможностью совокупляться. Для них дикость – наше пассивное любование.
– Ваше любование пассивным никак не назовешь, – заметила Эстер, имея в виду пальцы собеседника, уже некоторое время не покидавшие ее сжатого между ног гнездышка.
– Бог с вами, кара! Они знают о существовании только двух вещей на теле человека и пребывают в полнейшей уверенности, будто если одна из них заменена чем-то другим, то это следует называть мастурбацией.
– Вы думаете, они знают такие слова?
– Может быть, и нет. Да, вы задали хороший вопрос. Ведь действительно, ни одно животное не может удовлетворить себя само. Ему всегда необходим партнер. Иначе оно дуреет. Как дуреют самцы, долгое время лишенные тел самок, в которые им только и приятно изливать свою страсть, А вы сами мастурбируете?
Он снова задал вопрос таким образом, что на него нельзя было сразу найти ответ, хотя в данном случае требовалось всего лишь односложное и однозначное «да» или «нет».
Пока Эстер думала, как лучше ответить, итальянец лизал ее крохотную мочку.
– Последнее время мне приходится заниматься этим каждую ночь.
– Вы же говорили, что собираетесь замуж.
– Именно поэтому. Я очень хочу этого человека, а он как будто специально избегает меня.
– Как вы это делаете?
– Что?
– Ласкаете себя.
– Ну… по-разному.
– Где?
– Где? В основном в ванной, по вечерам.
Было странно рассказывать ему все это и одновременно ощущать шевелящиеся внутри себя пальцы совершенно постороннего мужчины.
– А еще где?
– В постели.
– Вы в это время закрываете глаза и думаете о нем или вам необходимо зеркальце, чтобы видеть, как это происходит на самом деле?
– И так, и так.
– Покажите.
– Что показать?
– Я люблю смотреть, когда женщина делает себе приятное. – И добавил, видя, что Эстер хочет ему возразить: – Потому что я знаю это свойство некоторых женщин: предаваясь обычным ласкам вдвоем с мужчиной, они не могут кончить, но зато потом, оставшись одни, они возбуждают себя да безумия.
– Мне еще никогда не приходилось кончать в присутствии мужчины.
– Но ведь вы попробуете?
– Прямо сейчас?
– Конечно, нет. Сначала я предложу вам еще немного выпить.
Он обнял девушку за талию и повел обратно к креслам, где осталось их вино.
Присаживаясь, Эстер ойкнула, потому что забыла о металлической ручке, пикантно выглядывавшей между ее округлых ягодиц. Она снова хотела было вынуть ручку, но итальянец сказал, что ей придется потерпеть.
Эстер осталась стоять перед столиком, а итальянец устало опустился в кресло и разлил вино.
– Пейте, кара.
– Тогда мне будет казаться, что я согласилась на это только потому, что была неприлично пьяна.
Она отпила несколько глотков и протянула бокал собеседнику.
– Мое вино не опьяняет.
– Что же оно делает?
– Раскрепощает. Повернитесь.
Эстер впервые почувствовала, что для того, чтобы отдать команду телу, ей требуется некоторое время.
– Возьмите себя за щиколотки. Она нагнулась к полу, стараясь при этом не сгибать ноги.
– Когда девушка принимает такую позу перед мужчиной, это уже о многом говорит.
Кровь прилила к голове Эстер, и она не могла ответить. Да и не хотела.
– Выпрямитесь.
– Где я могу это сделать?
– Вот видите. – Итальянец поднялся с кресла. – Вы тоже задаетесь вопросом, где. Для таких людей, как Мы, все-таки важно соблюдать некоторые условности. Хорошо, идемте, я провожу вас.
Эстер невольно восхитилась тем, что у этого человека есть специальное помещение, где гости в его присутствии могут предаваться столь интимным утехам.
Прямо из залы они вошли в темную комнату, вход в которую был занавешен тяжелой портьерой.
Итальянец щелкнул невидимым выключателем.
Комната озарилась ослепительным светом.
Девушка увидела посреди нарочито замкнутого пространства без окон высокое кожаное кресло на своеобразном постаменте. Кресло сверкало никелированной сталью и вообще неприятно напоминало стульчак в кабинете женского врача. Сходство довершали разведенные в стороны на блестящих трубках кожаные подставки для ног.