…На станции Меркиге прощаюсь с оленями. Отсюда к Якутску меня повезут кони. Я не услышу больше гойканья ямщиков, сзывающих оленей в тайге: гой-гой-гой! Мя-мя-мя!
Приближаюсь к столице социалистической Якутии. За Алданом-рекой юрты стали попадаться все чаще и чаще. Тайга пересечена здесь изгородями, выгонами для скота. Чувствуется близость большого города.
В столичном городе
Сто двенадцатый день едут мои нарты.
Сколько рек, озер, лесов, гор, сколько станков, заимок осталось позади.
И когда, наконец, из таежного лабиринта мы с ямщиком выбираемся на широкую Лену, вдруг явственно слышится гудок. А может, почудилось мне? Откуда гудок в этом безмолвии?
Нет, призыв гудка разносится над Леной. Я не ослышался. Мне не почудилось. Это заводской гудок! Это привет из Якутска!
Светит луна! Четвертая по счету на моем пути. Четвертый месяц приходит к концу с того дня, как за нартой раздался выстрел Козловского.
Якутск встречает нас туманом. Он настолько густой, что не видать ни улиц, ни домов.
Утро якутской столицы. Извозчики снуют по мостовой, слышен звон бубенцов да скрип полозьев.
Якутский острог на Лене был основан в 1632 году горстью енисейских казаков под предводительством сотника Петра Бекетова на урочище Гимадай. На теперешнее место город перенесли через десять лет после его основания. Крепость была обнесена в семнадцатом веке частоколом. Пять крепостных башен огорожены палисадом. В 1824 году крепостные стены и частокол были разобраны. От всей этой старины я увидел лишь одну уцелевшую крепостную башню. При Петре I Якутск был включен в состав Сибирской губернии, а затем, при реорганизации, — в Иркутскую провинцию. При Александре I Якутский край, как отдельная область, находился в подчинении Иркутску. С 1852 года до февральского переворота Якутская область находилась под начальством гражданского губернатора. В 1919 году, после окончания двухлетней гражданской войны, в Якутии установилась советская власть, а в 1922 году была провозглашена Якутская автономная советская социалистическая республика.
От города до Лены наименьшее расстояние около семи километров. Самый город расположен на левом берегу ленской протоки Хатыстах.
Сибирские реки стекают в Ледовитый океан. В своих истоках реки зажаты в узких каменистых теснинах — щеках, а, вырываясь на простор, дробятся на многочисленные протоки и по веснам во время ледохода перепахивают гигантской бороной свои русла.
Реки уходят нередко от селений, у которых стояли искони, образуют новые острова — осередыши — или вдруг приближаются под самые заборы селений.
Я вижу за Якутском высокий берег.
— Это Лена? — спрашиваю якутского жителя.
— Это была Лена много тысячелетий назад. Это ее старое русло, где теперь растут леса. Нынешняя Лена направо от нас.
При мне жители города брали воду из главного русла реки, и многие, как и в Верхоянске, запасались льдом для питья…
От тумана не стало никакой видимости.
Я придерживаюсь облучка своих нарт, чтобы не потерять их в тумане.
Мы у почтамта. Сдаю, наконец, большую кожаную сумку. Итак, долг перед товарищами выполнен. Письма моряков доставлены на центральный якутский почтамт. Отсюда они пойдут обычным порядком. При мне остался только пакет Козловского — доклад в Наркомвод, — его надо доставить в Москву.
Днем, наконец, я увидел город, освобожденный от тумана.
Впервые за время скитаний встретил автомобиль — полуторатонку. На зеленом кузове значится: «ЯКУТСЕЛЬСОЮЗ».
По улицам Якутска один лишь я хожу в чукотской одежде, обросший сосульками, обсыпанный снегом, и все с любопытством смотрят на меня.
Люди одеты по-городскому. Изредка, вместо пальто, встречаются короткие дохи, вместо торбазов — катанки. У кинотеатра толпится молодежь. Продается сегодняшняя газета «Социалистическая Якутия». Афиши зовут в драматический театр. Работают парикмахерские, баня, открыты магазины. В учреждениях треск телефонных звонков.
Каждый раз, когда в таежном мраке вдруг вспыхивал сноп искр приветливого камелька, я радовался ему и, низко пригибаясь, входил, не стучась, в дверь гостеприимной юрты. Но в большом столичном городе, где много улиц, просторных, благоустроенных домов и множество людей, я снова, как в Верхоянске, теряюсь, не зная, к кому постучаться.