За столом повисла тяжелая тишина.
— Очень похвально, — ответила Май, внимательно посмотрев на меня.
Я впервые встретился с ней взглядом, и мне показалось, что ее серые глаза видят меня насквозь.
— Это прекрасно, что, даже признавая, что твой друг совершил ошибку, ты готов поддержать его. Для этого и нужны друзья.
Май говорила просто, но очень убедительно. Интересно, можно ли верить тому, что она говорит? Мне хотелось ей верить.
— Но ведь Якубовский совершил преступление, — осторожно заметила мама.
— Конечно. Он будет осужден и понесет наказание, после которого сможет вернуться в общество полноправным гражданином. И ему понадобится поддержка. Так что, Эрик, тут нечего опасаться — ты ведешь себя как хороший друг, и не более того.
— Я не знал, что он замышляет, — сорвалось у меня с языка, и я сразу пожалел об этом.
Прозвучало так, как будто я оправдываюсь или заискиваю.
— Верю. Тем более что этот факт доподлинно установлен следствием, — кивнула Май. — К тому же следить за подобными вещами и не входило в твои обязанности. А вот Штолле может поплатиться должностью за столь вопиющую халатность.
— Вы полагаете, советник, что директор Штолле будет уволен из-за случая с Якубовским? — спросил отец.
— Да черт с ним, с Якубовским. Это мелочь, — махнула рукой Май. — А вот за выходку Фандбир Штолле точно ждут неприятности. Тут еще в придачу выяснилось, что она систематически занижала результаты своих промежуточных тестов.
— Занижала предварительные тесты? Боюсь, я не понимаю, советник, — нахмурился отец.
Май подложила себе еще один кусок пирога.
— Самый высокий балл, 198, Франческа набрала в пятнадцать лет. Потом результаты стали снижаться, и на последних тестах были в районе 192–193 баллов. Это весьма странная динамика. Она должна была демонстрировать восходящий тренд.
— И вы полагаете, Фандбир уже несколько лет специально обманывает систему оценки? Но какой в этом смысл?
Советник пожала плечами.
— Но может быть, это просто индивидуальная особенность? Ведь так бывает, что человек выходит на пик, а потом вдруг наступает регресс? — предположила мама.
— Бывает, — согласилась советник Май, — но я не убеждена.
— То есть Штолле виноват в том, что мы потеряли потенциального члена Триумвирата? — уточнил отец.
— Это в лучшем случае, — туманно ответила Александра Май, — тут все будет зависеть от мотивов Фандбир.
— Не понимаю, зачем она пошла на такое? — покачала головой мама.
— Может, ей просто нравится возиться с землей?
Мое предположение явно позабавило советника. Губы Май растянулись в ироничной улыбке.
— Вполне возможно. У каждого есть те или иные склонности. Вот ты, я уверена, очень любишь порядок. Наверняка систематизировать вещи и раскладывать их по местам — твое любимое занятие.
— Да не сказал бы, — возразил я, пытаясь понять, с чего вдруг Май сделала такой странный вывод.
— О, порядок — это не про нашего Эрика, — рассмеялась мама, — он даже свою комнату убирает раз в полгода.
— Правда? Но ты же предпочел для себя вакансию водителя погрузчика на одном из складов «Зеленого треугольника». Вот я и подумала, что это любовь к порядку повлияла на твой выбор, — Май даже не стала изображать удивление, она насмехалась.
Я прикусил губу. Перед приходом к нам на ужин она навела справки о том, какую вакансию я выбрал. Зачем? Зачем чиновник такого ранга интересуется обычным выпускником?
— Ты хочешь работать на складе? — в голосе отца было искреннее удивление.
— Это хорошая профессия, — тихо сказал я.
— Но я надеялся, что ты решишь взять на себя больше ответственности. Сообразно твоим способностям.
Я впервые в жизни почувствовал, что отец мной разочарован. Его нисколько не огорчал тот факт, что я мозгами не вышел, но он был так явно расстроен моим отказом взвалить на себя максимально доступную мне ответственность, что я снова разозлился.
— В рамках своего сектора гражданину разрешено выбрать любую работу, в соответствии со своими склонностями и желаниями, — процитировал я инструкцию для выпускников, — я не сделал ничего предосудительного. А что касается моих способностей, я думаю, ты их переоцениваешь! — сказал я уже громче.
— У тебя 114 баллов! Ты мог бы стать полицейским!
— Но не офицером.
— Да какая разница! — громыхнул отец, слишком поздно осознав, что последнюю фразу произнес не я, а советник Май.
Он весь залился краской, а мама стала бледной, как скатерть.
Я с горечью подумал, что интеллект — это все в этом мире. Май знает меня меньше часа, а уже поняла про меня даже то, в чем я сам еще до конца-то не разобрался.