— Не ролс-ройс[139], уж прости. — сощурившись, смотрит на него через зеркало заднего вида Ник и бросает бесноватый взгляд на дочку, которая сидит рядом и, крепко держась за ручку над головой, понять не может, почему он рванул в объезд, тогда как ровнёхонькое новое шоссе вело прямиком к ферме.
— Да нет, что ты, — вымученно улыбается Маккбрайд старший. — Наш арендованный паккард[140] здесь бы и мили не проехал. Надо было на лайнере лететь, а ещё лучше сообразить взять вертолёт.
— Милый, — окликает мужа Оливия с другой стороны сиденья. — Ричард, не преувеличивай.
Сидевший между ними, ровно посередине, Итан, не сводит глаз с совершенно не обращающей на него никакого внимания девушки. «Ни оглянулась ни разу… даже на секундочку не посмотрела».
— У тебя реально есть свой собственный вертолёт? — удивляется Николас. — Ничего себе.
— Откуда вы друг друга знаете? — вдруг спрашивает Нура и в наступившем молчании, в нетерпении смотрит по очереди на обоих.
— Это… — вечность спустя первым робко отзывается Ричард. — Это длинная история. Понимаю, что тебе ничегошеньки не понятно…
— Тринадцать лет назад его фонд помог нам с Энн удочерить тебя. — сипло выдаёт Ник, неожиданно.
— Что?!!
— Ну, или так, да. — кривит рот Ричард. — Хотелось деликатнее, но раз уж ты настаиваешь.
— Правда?! — всем телом разворачивается девушка.
— Эмм… — губы мужчины сжимаются в прямую полоску… но, взглянув в её светлые большие, по-детски чистые глаза, сердце болезннено сжалось, — Правда. — кивает он, со вздохом неизбежности. — Фонд просуществовал ровно несколько дней и ты была единственным ребёнком, которому он послужил.
— Ты знал об этом? — смотрит Нура на Итана, который в ужасе мотает головой.
— Детка, послушай. — положив свою руку на руку окаменевшего сына, вступается Оливия, — Мы с ним узнали недавно. Ричард хранил эту тайну много лет. Она твоя, о твоей семье. О маме с папой. Ты подождёшь немножко до вашего дома? В машине не место таким разговорам, согласна? — и на короткий её кивок, печально улыбается. — Вот и славно.
Глава 26. Часть 2
В небольшом доме Прайнсов необычно тихо. Не слышно дядиного бурчания под телевизор, обсуждающего вечерние новости. Не слышно подтрунивающей над ним тётушки, постукивающей вязальными спицами. Не слышно возню обычно любопытного непоседы Брука, улёгшегося сейчас на палас у ног своей юной хозяйки и опустившего голову на лапы, притихшего и внимательно наблюдающего, вслушивающегося в незнакомый голос чужого ему человека.
Оставшись вдвоём на диване в гостиной, Ричард отдаёт девушке в руки великолепную резную шкатулку. Ту самую, которую забыл сын. Ту самую, которую бережно привезла в своей сумочке Оливия.
— Вы знали моих родителей?
— Знал. Я знал и тебя. Совсем недолго, к сожалению, ты была ещё малюткой. А потом помнил… долго помнил, все эти годы. И чуть не умер от удивления, когда Итан привёл тебя.
В уютной гостиной пахнет хвоей и горят настольные лампы. На журнальном столе у дивана в вазе живые цветы нарцисса из теплицы. Играет разноцветными огоньками пушистая ёлка, с балок под потолком раскачиваются бумажные голуби. На полках сувенирные тарелки, свечи в подсвечниках. За окнами, увешанными пёстрыми занавесками, мелькают тени ветвей росшего вблизи пекана[141]. В камине потрескивает огонь, над ним нарядные рождественские носки, а настенные часы тикая чуть выше, показывают большими римскими цифрами семь.
Они долго разговаривают. Мужчина поочерёдно вынимает из шкатулки снимки и, показывая Нуре, с трогательными нотами в надломленном голосе, рассказывает о Селин и Джоне. О них самих, об их жизни в крошечной квартирке, о оставшейся, нетронутой временем мебели и их личных вещах, которые он сберёг для неё (теперь он это понял, как чувствовал, хранил)… рассказывает об их знакомстве, о том, как необратимо любили друг друга, и какой её мама была самоотверженной, умной и смелой.
— Ты очень сильно мне её напоминаешь. Как и тогда, тринадцать лет назад, до боли в груди. — яркие, даже в домашнем свете, голубые глаза Ричарда полны слёз. — Я отдал тебя потому, что не смог по другому. И не уверен, что сделал бы иначе, вернись время назад.
Нура вытирает мокрые щёки и смотрит на фотографию в руке — прекрасная молодая пара, прильнув друг к другу, счастливо улыбается, глядя со снимка в ответ.
«Привет, родная. Мы гордимся тем, какой ты стала».
— Прости меня, дочка. Бога ради, прости нас всех, если сможешь.
Недавно такой чуждый Ричард Маккбрайд сделался сейчас невероятно дороже и ближе, чем кто бы то ни было в этом доме. «Дядя». Настоящий, по крови близкий человек, знающий её отца, чем-то похожий на него. Теперь она это точно видит… лучше, яснее. «Улыбкой?» Да. Теперь ей есть с чем сравнить. Такой же высокий, красивый, только волосы темнее. Ямочки, а ещё прямой, не по мужски аккуратный нос.
У Нуры вырывается смешок, от чего она прикрывает было рот ладошкой, но опускает руку.
«Итан».
Итан тоже похож на её отца. Итан её брат.
Пока они вели свой волнительный разговор в гостиной, остальные вели такой же волнительный разговор в кухне. Оливия, приняв на себя ответственность, осторожно всё объяснила ничегошеньки не понимающим до этого Прайнсам. Итан, сцепив ледяные пальцы, всё это время, потупив взор, сидел за столом к ним лицом. Ник у разделочной стойки, тётя Энни, накрыв рот рукой, рядом, на стуле.
— И как же они теперь? Они ведь…
— Не волнуйтесь за эту особенность. — странно искусственно, словно репетировала годами, чеканит Оливия. — Мы решим этот вопрос. Как только дети будут готовы, они пройдут необходимое обследование. С современной медициной возможно всё.
И продолжает дальше, но глава дома, не выслушав часть, где речь идёт о наследстве, не сказав ни слова, выходит из кухни.
— Он… С ним… — лепечет, пытаясь оправдать невежливый поступок супруга Энни, и так и не найдя слов, извиняется и убегает следом. А отыскав его на крыльце, за дверью, расстроенного, стоящего у перил, подходит, накидывает ему на спину куртку, что захватила, и обнимает с безмолвным сожалением. Утешает, горько плачущего на своём плече, из-за нетерпимой терзающей грусти, и просто, за компанию, молчит.
Выплакав всю тревогу, хозяева возвращаются в дом, где в главной комнате застают своих обеспокоенных незваных гостей. Дочери среди них нет, Ричард сообщает, что она поднялась наверх. Ник смотрит на парня, скромно стоящего у камина и, кивнув в одобрение, просит его отца пойти с ним в кабинет. Итан провожает мужчин глазами до дальней двери, и когда та закрывается за их спинами, оборачивается к матери.
— Иди. — улыбается Оливия, в карем любящем взгляде влажный блеск.
— Да, сынок, ступай. — позволяет и тётушка Энни тоже. Пожимает губы, смотрит сердечно, на щеках румянец, — А мы пока поставим чайник! — плещет взволнованно руками и смеётся. — И погляди́м, что у нас имеется из успокаивающего. Иначе меня сию минуту удар хватит. Может, мята? Или корень валерьяны? Да ну это всё! Куда я там припрятала коньяк?!
Оставив его одного, они проходят в кухню. Разговаривают там, смеются, гремят посудой. Удивительно обыденно ведут себя, будто знакомы не несколько часов, а всю жизнь. Итан ещё немного ждёт у огня, ощущая треперт чего-то радостно-спокойного, на мгновенье представляет на ковре у дивана играющую с собакой Люси. А затем направляется к лестнице, мимо двери кабинета, за которой еле слышный говор отцов (такой же мирный, лишённый всего плохого) и, не спеша, поднимается по ступеням.
Брусчатый, уютный, тёплый дом Прайнсов один в один такой, в котором он с удовольствием провёл бы своё детство. Широкое крыльцо с качелями, еловый новогодний венок на входной двери. На стене рамки с фото, и чем выше он сейчас ступал, тем девочка на них становилась всё старше.
139
Английская компания, подразделение BMW AG, специализирующаяся на выпуске автомобилей класса люкс под маркой Rolls-Royce.
140
Американская марка престижных легковых автомобилей, выпускавшихся Packard Motor Car Company, впоследствии — Studebaker-Packard Corporation, Саут-Бенд, штат Индиана.
141
Пека́н обыкновенный, или Кария пекан (лат. Carya illinoinensis) — вид древесных растений семейства Ореховые (Juglandaceae), распространённый на юго-востоке США, от южных районов штатов Айова и Индиана до Техаса и Миссисипи включительно.