И здесь вовсе нет пустынь, кактусов и ковбоев, как показывают в фильмах[107]. Зато, здесь завались хиппи, геев, тусовщиков и ещё всяких разных и очень необычных личностей, который на удивление мирно друг с другом уживаются.
— Хватит, Сара. — отрешённо, но с беззаботным счастьем на лице, просит Нура. — У меня больше не осталось эмоций. Я просто хочу отдохнуть.
Снег уже успел растаять. Не везде, в городе ещё был, но поля уже вновь стали мрачными, а ферма грустной.
— Я вернусь обратно. — решила. — Вернусь в Чикаго.
— Что? — изумлённо таращит глаза подруга. — Правда?!
— Да. Только не говори пока Крис…
— Ладно, да-да, не скажу!
— Я много думала и… И, чёрт, у меня будет куча неудов, и мне бы надо поскорее, но я не хочу пока… не хочу уезжать сейчас.
— И не нужно! Побудь немного, раз приехала.
— До Рождества?
— До девичника!
— Верно, до девичника… Девичник же!
— Да! А там уже и свадьба… Тут осталось-то.
— Так и скажу ректору. «Простите, сэр… выпивала с друзьями».
— Он поймёт! Это ведь важное событие.
— Очень важное.
— Ну а там, Новый год…
— И будь, что будет. Всё равно все свалят на каникулы. Пересдам в январе, или… оценки-то, в принципе, у меня хорошие. — невинная мордашка. — Может, проставят, сжалятся.
«Нда, надежда на успешное окончание универа становится призрачнее».
— У-ум! — задрожала Сара восторженно, — Всё будет хорошо. — и похлопала в ладошки, — Ты едешь. — прошептала одержимо, боясь спугнуть. — Это самое главное и правильное решение. Ты не пожалеешь.
«Надеюсь…» — скептическая улыбка. — «Что бы там ни было дальше. Даже если уже ничего нельзя вернуть и… и это расставание навсегда».
От этой мысли становится тоскливо.
— Ох, как же я счастлива, — лучится радостью подружка, совсем позабыв про своё пирожное. — Просто настоящий подарок какой-то…
И они ещё долго разговаривают о девичнике, о свадьбе; о том, как всё будет, кто будет. О будущей жизни после неё, и о крохотной уютной квартирке, в которой предстоит жить молодым.
А Нура ощущает спокойствие… ей становится, вдруг, так легко. Гора с плеч. Словно больше не в подвешенном состоянии, а ступила ногой, наконец, на твёрдую поверхность.
«А, может, просто приспособилась?»
Но даже пусть и так. Усмирив в душе невыносимое чувство потери, ей удалось-таки сохранить самообладание.
24 декабря. Рождественский сочельник.
Чикаго ли, или Остин, тут и там в домах сверкают ёлки, пахнет хвоей и корицей с мандарином и накрыты вкусные столы.
Рядом близкие люди, у них улыбки на лицах… хлопушки, гирлянды и над камином носки.
В небольшом доме на ферме Прайнсов звучит музыка и слышится смех. Они празднуют, веселятся, танцуют.
Бумажные голубки раскачиваются с потолка, на лохматых ветвях ели — самодельные игрушки. Нура с Ником вместе когда-то их мастерили, и он хранит это всё до сих пор, и каждый год достаёт и бережно развешивает. Он любит Рождество за то, что это повод просто побыть вместе.
После сытного ужина, Нура поднимается к себе. В ванной чистит зубы, а затем, немного постояв перед зеркалом, шлёпает в комнату, натягивает пижаму и забирается в кровать, чтобы обнять подушку. В ногах сопит Брук, а она лежит тихо, уставившись в темноту, и вспоминает Итана — звук голоса, вкус, волнующий взгляд.
— Хочу считать с тобой дни…
Охватывает жаркая волна тоски и томления. В глазах закипают слёзы… Она прижимает ладонь к горячему лбу и запрокидывает назад голову. «Всё-всё… Нужно уснуть. Попытаться». Но в сознании, неудержимо, вновь вспыхивают мучительные моменты: ванная в серо-белую мозаику, сильные руки, поцелуи под водопадом душа… то, как горела изнутри… как обнимал, одержимо смотрел, выдыхал… смех, его юмор, чудачества с друзьями.
«Выдержу ли? Смогу ли встретится с ним снова?»
Она решилась, она вернётся и найдёт его. Найдёт сама, и начнёт сама разговор, если он не осмеливается.
И пусть всё случится, пусть, на этот раз наяву и вслух — она справится. И ей непременно станет легче.
Это Рождество.
А «Рождество — это пора ожиданий».
Вздыхает. Сна ни в одном глазу. Тянется к тумбочке за телефоном.
Пусто.
Куча сообщений с поздравлениями от знакомых и друзей… забавная морда в красной шапке от Мии… но это всё было ещё до полуночи, а сейчас сухое — 00:37 «нет оповещений».
«Пора ожиданий…» Даже адекватные взрослые в этом убеждены!
А ещё Рождество — это одно из названий чувства! Целой дружной компашки чувств — надежда, трепет, восторг… Всякого такого «мимимишного» и жутко милого, от чего даже, когда дико печально, не хочется плакать.
Нура тоже любит Рождество. Любит за то, что в одну из самых коротких и тёмных ночей года, люди всех религий отмечают его… верят в него. Как во что-то волшебное, исполняющее мечты. И за то, что в это время, они думают о других. По-настоящему думают, с добром.
После суда Итан сбит с толку. Действительность разбилась рядом. Отца оправдали, но… он не оправдан.
Засевшее, прямо под рёбрами, обжигающее огорчение и ледяная ясность понимания, не дают ему сейчас просто спокойно сидеть и радоваться со всеми вместе этому, уже почти вот-вот наступившему, чудесному празднику.
Ричард смеётся, держит дочь на коленях. И Оливия — самая счастливая на свете жена и мать… А у Итана каждую мышцу судорогой свело.
«Господи, ну а чего же ты ожидал?»
А почему нет? Рождество ведь — «пора ожиданий».
«Если ты был хорошим, толстяк в красной шубе проберется к тебе в дом и оставит подарки. Но Санта-Клауса не существует! Получается, что в самый чудесный день в году — мы празднуем ложь»[108].
— Сын, — обнимает Ричард парня. — С праздником тебя.
— Да, — выдыхает тот. «Ложь». — И тебя.
Иногда мы теряем веру, но нельзя отворачиваться от семьи. У нас нет ничего важнее.
Одно входящее сообщение от Дивера: «Точно хочешь знать правду?»
Итан уже её знает. Интуитивно догадался, что отец влип, ещё тогда, когда увидел в новостях по телеку, в ту самую минуту… и очень, очень сильно за него испугался, как бы ни злился.
«Да пошёл ты, Защитник»… отправлено.
И что бы он ни думал сейчас, как бы ни мучился, он ничего не сделает и ничего не скажет, уймёт совесть, потому что Ричард — человек… обычный, не простой, но способный на ошибки. И ещё, потому что Итан любит его, и всегда будет думать о нём, будет пытаться прощать и не осуждать.
Совесть обычно мучает тех, кто виноват.
«Дивер»:
20:30 «Мне нужно было его за решётку упечь? Этого ты хотел?»
20:45 «Не молчи!»
20:58 «Почему не берёшь трубку?»
21: 02 «Я, типо, что, подвёл тебя?! Серьёзно, блять?!»
21: 08 «Всё будет с этим олухом-Леви отлично, не волнуйся…»
21:15 «По-твоему, я на пенсию живу? У меня тоже есть семья… Я о них думаю! И мне плевать, как сильно ты во мне разочарован!»
00:20 «Счастливого Рождества, Маккбрайд».
00:22 «Прости».
Глава 25. Часть 3
Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, ошибаться… И вечно бороться и лишаться. «А спокойствие — это душевная подлость»[109].
Итан получил последнее сообщение от адвоката и почувствовал облегчение. Не всё так гнусно и несправедливо оказывается, как думал, ещё минуту назад… не безнадёжно. Даже текст в ответ набрал: «И ты прости… и спасибо», но стёр.