– Нет, Гарри, не идем. Надо выяснить, кто они такие и что собираются делать. – Шарп указал на склон холма. – Вы первый, Гарри. Берите своих ребят и дуйте туда. На середине подъема останавливаетесь и ждете.
Лейтенант повел красномундирников вверх по крутому склону. Половина роты носила красные кители британской линейной пехоты, другая же половина, как и сам Шарп, была одета в зеленые кители элитных стрелковых частей. В красномундирный батальон стрелков привел каприз войны, но задержала их там исключительно бюрократическая инерция, и теперь отличить одних от других бывало нелегко, поскольку форма и у первых, и у вторых изрядно истрепалась, полиняла и выгорела. Издалека все выглядели одинаково бурыми, поскольку латали одежду дешевой и невзрачной португальской тканью.
– Думаете, мы перешли границу? – спросил Харпер.
– Может, и перешли, – хмуро ответил Шарп, все еще злясь на себя. – Хотя никто толком не знает, где она, эта чертова граница, – добавил он, словно оправдываясь.
И отчасти это было справедливо. Французы отступали из Португалии. Всю зиму 1810 года неприятель стоял перед линией оборонительных сооружений Торриш-Ведраш, на расстоянии полусуточного перехода от Лиссабона, замерзая и голодая, но не отступая к испанским базам снабжения. Маршал Массена́ знал, что ретирада означала бы сдачу британцам всей Португалии, тогда как штурм линий Торриш-Ведраш будет чистейшим самоубийством, а потому он просто топтался на месте, претерпевая тяготы зимы и взирая на внушительные земляные укрепления, перегородившие узкий полуостров севернее Лиссабона. Долины между холмами блокировались массивными дамбами или баррикадами из колючего кустарника, а на изрытых траншеями вершинах и склонах стояли артиллерийские батареи.
Английские укрепленные позиции, голодная зима и непрекращающиеся нападения партизан в конце концов превозмогли стремление французов захватить Лиссабон, и в марте Массена решил отступить.
Теперь, в апреле, он остановился на испанской границе. Здесь, на изрезанных речками холмах, маршал вознамерился дать британцам бой и победить, тем более что спину ему подпирали крепости-братья Бадахос и Сьюдад-Родриго. Две испанские цитадели превратили границу в непреодолимый барьер. Впрочем, сейчас Шарп беспокоился не из-за грядущего столкновения, а из-за таинственного всадника в сером.
Как только лейтенант Прайс достиг мертвого пространства на полпути к вершине, где и укрылись его солдаты, Шарп жестом послал вперед стрелков. Холм был крутой, но зеленые кители поднимались быстро. Как все опытные пехотинцы, они испытывали естественный страх перед вражеской кавалерией и знали, что чем выше заберутся, тем надежнее обезопасят себя.
Пройдя мимо устроившихся на отдых красномундирников, Шарп продолжил подъем, направляясь к гребню хребта, разделявшего две долины. Возле вершины жестом приказал стрелкам залечь в невысокой траве, после чего пробрался на самый верх, откуда заглянул в долину, где исчез серый всадник.
И увидел футах в двухстах под собой французов.
Все они были в чудно́й серой форме, но Шарп сразу понял, что это французы, потому что один из них нес гидон на кавалерийской пике. Маленький раздвоенный флажок, назначение которого в том, чтобы отличать своих от чужих в хаосе боя, выглядел поблекшим и потрепанным, но красная, белая и синяя полосы выдавали неприятельский триколор.
В центре маленького поселка сидел на лошади человек со штандартом, а его спешившиеся товарищи обыскивали несколько сложенных из камня и крытых соломой хижин, вероятно служивших временным приютом для крестьян, которые жили ниже, в долине, и в летние месяцы пригоняли скот на горные луга.
Кавалеристов было немного, полдюжины, но их сопровождала группа пехотинцев, также сменивших свою синюю форму на невзрачную серую. Пехотинцев Шарп насчитал восемнадцать.
Вслед за ним на вершину заполз Харпер.
– Иисус, Мария и Иосиф, – пробормотал он, увидев французов. – Серое обмундирование?
– Может, ты и прав. Может, эти ублюдки и впрямь извели всю краску.
– Пусть бы у них лучше пули для мушкетов кончились, – сказал Харпер. – Так что будем делать?
– Уйдем. Связываться с ними, чтобы просто подраться, нет смысла.
– Да будет так. – Харпер начал сползать вниз. – Уходим сейчас?
– Подожди минутку. – Шарп пошарил за спиной, где в его французском ранце из воловьей кожи лежала подзорная труба. Затем, выдвинув защитный козырек, чтобы линза не отражала мутный свет серого дня, направил трубу вниз, на домишки. Шарп не был богачом, но владел замечательным инструментом, изготовленным лондонским мастером Мэтью Бургом: латунная окантовка линз, защитные крышки и накладка на ореховом корпусе, с выгравированной надписью: «С благодарностью от А. У. 23 сентября 1803». Буквы А. У. обозначали Артура Уэлсли, ныне виконта Веллингтона, генерал-лейтенанта и главнокомандующего британской и португальской армиями, которые теснили маршала Массена к испанской границе. Но 23 сентября 1803 года пронзенный пикой конь генерал-майора Артура Уэлсли сбросил своего всадника на землю, едва ли не под ноги наступавшим врагам. Шарп отлично помнил, с каким восторгом кричали индийцы, когда среди них вдруг оказался красномундирный генерал, а вот то, что происходило в последующие секунды, в памяти почти не запечатлелось. Тем не менее именно в те считаные мгновения судьба выхватила его, уроженца трущоб, из солдатской шеренги и произвела в офицеры британской армии.