Энджел пересел за столик в углу, развернулся и теперь оживленно болтает с Лорной, владелицей заправки. Рисует ей картинки на салфетке. Раньше они разве что изредка переглядывались, а сейчас вон, сидят как лучшие друзья. Да и заходят каждый день. Многие местные стали заглядывать гораздо чаще, так что это уже не спишешь на интерес к новому повару.
– Беннет, – предполагаю я.
– Нет, мое полное имя – не Беннет, – отвечает Бен.
– Заказ Энджела готов?
Он ставит поднос, и я хмурюсь.
– Не то.
– Это для него.
– Он заказал куриный стейк. Он всегда заказывает куриный стейк. А это что? Фруктовый салат? Ты видел Энджела? – я указываю на него: бритоголовый качок с татуировками и парой заметных шрамов. – Он не из тех, кто ест фруктовые салаты.
– Это свекла, морковь, джикама и фрукты с цитрусовым соусом. Ensalada Navidad![39] И еще вот, – он показывает вторую тарелку. – Тамале.
Некая боль, словно от сведенной мышцы, пробегает по всему телу, и мне вдруг нестерпимо хочется обнять маму.
– Мы здесь такое не подаем.
Мое сердце ноет, становится очень грустно. Я сердито смотрю на Бена.
– Просто сделай для него чертов стейк!
– Мария, доверься мне. Отнеси ему это.
– Нет.
Бен вздыхает.
– Давай так: если ему это не понравится, тебе не нужно будет делить со мной чаевые всю неделю.
– И ты расскажешь мне, как научился готовить в колонии, – он хмурится, и тогда я поднимаю руку: – Не о том, как ты оказался в колонии. Только про еду.
– Договорились.
Беру поднос, сердитая, но уверенная в победе. Все время, пока я здесь работаю, Энджел всегда берет одно и то же. Когда я ставлю перед ним тарелки с новым блюдом, на его лице отражается недоумение.
– Я этого не заказывал, – рычит он.
– Прошу прощения, наш новый повар…
– Это тамале?
Я все еще держу тарелку, готовая в любой момент ее унести.
– Да.
Энджел наклоняется вперед, расплываясь в улыбке. В уголках его глаз появляются морщинки. Клянусь, я почти слышу скрип кожи, когда его лицо пытается растянуть сложившееся за десятилетия угрюмое выражение в улыбку. «Y ensalada navidad! Mi madre siempre…»[40] Суровый взгляд темных глаза смягчается, направленный куда-то вдаль, за пределы стола.
– Так… вас устраивает это блюдо? Если что, я могу его унести.
– Нет! – он наклоняется, словно защищая его. – Я хочу это!
– Отлично. Дайте знать, если понадобится что-нибудь еще.
Я гневно смотрю на раздаточное окно: Бен улыбается от уха до уха. Показываю ему средний палец пониже стола, чтобы Энджел этого не увидел.
– Мария! – в ужасе произносит мама.
Я прячу руки под фартук, будто это поможет стереть обидный жест.
– Что ты тут делаешь?
– Марш на кухню. Сейчас же.
Плетусь за ней, еле волоча ноги. Мама идет прямо к задней двери, открывает ее и выходит в переулок между закусочной и заправкой.
– Что это было?
– Просто… дурачилась.
– Мы не можем позволить себе дурачиться!
Отступив на шаг, я складываю руки на груди.
– Мне не платят. Дуракаваляние – вот, пожалуй, и все, что я могу себе позволить.
– Ох. Мария, мы уже это обсуждали. Мы – одна семья. Все, что мы зарабатываем, идет на один и тот же счет, так что…
– Мы этого не обсуждали! Мы никогда ничего не обсуждаем. Зачем тебе все мои деньги? Чтобы жить в задрипанном городке, который находится черт знает где, в задрипанной холоднющей квартире со своим задрипанным жмотом. Да, мама, я понимаю.
Ворвавшись на кухню, захлопываю дверь и пробегаю мимо Бена, который так сосредоточенно склонился над плитой, что я уверена – он слышал каждое слово.
Мама ненадолго задержалась, обсуждая с Беном его необычные пожелания к заказу продуктов. Но он убедил ее, что оно того стоит. Видимо, ему дурачиться можно. А вот меня она полностью игнорировала, пока не отправилась на шахту. Вот закрою закусочную, отправлюсь домой, прямо к себе в комнату, и пересчитаю чаевые, которые мне удалось скопить. Энджел оставил мне сегодня пятнадцать баксов – до сих пор не верится. Всего у меня сейчас 2792 доллара. Все, что я получила за три года ежедневного труда.
Поворачиваюсь и вижу, как Бен выжимает тряпку в желтое ведро с горячей мыльной водой.
– Это не твоя работа, – произношу я резко.
Но он только пожимает плечами и молча принимается за уборку. С его помощью ресторан становится чистым в рекордное время. Мы с Беном убираем моющие средства обратно в кладовку, и я снимаю униформу.