Нив не участвовала в беседе. Она только шепотом рассказала свою новость на ухо Келлег, дочке пекаря, которая теперь была ей ближайшей подругой, хотя так и не стала настоящим другом. Когда у тебя есть друзья, близкие, как родственники, и верные, как собственное сердце – какими были для нее близнецы, – не очень-то хочется общаться с другими людьми. А если потом вам не повезло, и друзья покинули вас, что ж, вы сами свили одинокое гнездо, вот и сидите там.
– Я собираюсь отказать ему, – повторила Нив.
Келлег была в шоке, и Нив, в свою очередь, была в шоке от ее шока.
– Неужели ты думаешь, что я могла бы сказать «да»? – спросила она недоверчиво. – Ему?
– Конечно, я думаю, что ты могла бы сказать «да»! А что еще тебе делать? Ты же больше не собираешься угробить себя в Чаше Тумана, правда?
– Нет, убивать себя я не собираюсь.
– Не напрямую, может быть. Но ты заморишь себя сыростью, если не умрешь раньше от голода. Ты слышала, что Илона Блэкстрайп потеряла все пальцы на ногах? А более чахлых детей, чем там, ты видела когда-нибудь?
– Ну, я не собираюсь рожать детей, так что это не моя главная забота.
– Никаких детей, – Келлег покачала головой, теребя небольшую серебряную цепочку – подарок от ее парня. – Мне никогда тебя не понять, Нив. Ты совсем другая. Ты была с теми двумя мальчиками, и ни разу даже не погрелась с ними. И ты не хочешь детей? Чего же ты хочешь, можно узнать?
Чего Нив хотела? О, крылья и множество драгоценностей. Почему бы и нет? А еще свой собственный корабль, с парусами из тончайшего шелка. Собственную страну с замком, лошадьми, и ульи на деревьях, истекающие медом. Какая польза была от этих желаний, когда до полного живота так же далеко, как до горы из драгоценностей? И, по правде говоря, Нив хотела детей, но примерно так же, как крылья: в сказочной версии жизни, где они не будут чахлыми, как несчастные дети Блэкстрайп, и Нив не придется копать крошечные могилки каждые пару лет, а потом делать вид, что жизнь продолжается.
А что насчет любви? Хотела ли она и ее тоже? Это желание казалось еще более сказочным, чем крылья.
– Ничего из того, что могу получить, – ответила Нив, пока сияние бессмысленного желания не стало слишком ярким.
Келлег была резкой.
– Тогда бери Спира и считай, что тебе повезло. Он, может, и ужасный мужчина, но у него в доме тепло, и я знаю, что он каждую неделю ест мясо.
Мясо каждую неделю. Можно подумать, Нив продаст себя ради этого! И именно в этот момент у нее в животе заурчало: из-за утренних переживаний она забыла позавтракать, да и курица ее неслась все хуже. Бедная Пышка, скоро ей придется стать начинкой для пирога.
У преподобного, насколько знала Нив, была дюжина кур и верховодивший ими напыщенный петух.
У преподобного была даже корова.
«Масло, – подумала Нив. – Сыр».
– Все это очень мило, – сказала она, твердым нажатием руки усмиряя урчащий живот. – Но есть один момент – ряд надгробий. Сколько жен человек должен свести в могилу, прежде чем кто-то посоветует ему завести новое хобби?
– А что если это ты сведешь его в могилу?
– Келлег!
– Что? Я не имею в виду убийство. Просто переживи его. Это должно быть легче, чем Чаша Тумана.
Может быть, и так. Хотя легче – не значит лучше. Одни виды страданий заставляют вас ненавидеть мир, а другие – заставляют ненавидеть себя. И, несмотря на сыр и масло, у Нив не было сомнений, что Спир – из второй категории.
Но что, если… что если ее ждет другое будущее – без страданий? И прямо сейчас оно медленно тащится по своему пути обратно, в прошлое, чтобы встретиться с ней, взять за руку и показать, как его найти? Забавно. До сих пор сюрпризы в жизни Нив были только плохими, но к концу дня ей показалось, что утренний ветерок – похититель Библии – сновал вокруг, заглянув проведать ее. Конечно, это всего лишь фантазии, но Нив чувствовала, что этот ветер не похож на обычные сквозняки. Он рассыпал странные мурашки, которые метались, словно маленькие мальчики, взбиравшиеся по спине, чтобы затем холодком спуститься вниз.
Эти порывы любопытного ветерка… Он даже не был холодным.
Мечтатель не мог сказать, как долго он спал. Он открыл глаза – и очутился в темноте и неподвижности, похожей на смерть. Но он не был мертв. Вот воздух, вот земля вокруг него, и все же что-то не так. Мечтатель должен был ощутить пульс жизни в почве и корнях, увидеть воспоминания, проросшие травой, просочившиеся водой и в звериных норах. Это должна быть симфония шепота в его убежище, эхо и отражение жизни. Но вокруг было тихо.