Увидев плакаты и толпу монашек, скандирующих «Дима!», Святоша на некоторое время столбенеет и бормочет:
– Надо забирать тебя скорей…
Ага. Увозить за сто морей. И …
Тьфу, черт. Девяностыми пахнуло.
– Где же комиссия и деканат? – Настроение преотличное. Я не только выучил весь талмуд. Мне кажется, я даже несколько собственных молитв придумал.
Я уверен в собственных силах, как никогда. Но ненадолго.
Костик достаёт палку. Длинную такую, шест называется. С двумя бубенчиками на конце. Страшновато, но не будет же он меня бить?
Скидываю всю мешающую одежду, кроме подштанников и нижней кофты. Девочки торжественно кричат.
Святоша надел свободные черные штаны и безразмерную рубаху до колен с мелкими черными пуговками. И очень смахивает на азиатского лазутчика. Он поджимает губы и перехватывает оружие:
– Коснусь вас три раза шестом, и вы не справились, сестра Литиция.
– Всегда готов, – козыряю противнику, перекатываясь с носка на пятку.
Посмотрим, кто кого, чтоб тебе всю жизнь сны эротические снились.
Ну, погнали!
Свисток. Первая минута матча!
– Псалом № 12, – приказывает Святоша.
Доколе, Господи, будешь забывать меня вконец,
доколе будешь скрывать лице Твое от меня?
Послушно вывожу я первые строки.
Константин метко бьет меня по руке.
УУУУ, упырь!
От следующего удара я уворачиваюсь.
Третий пропускаю. Плечо визжит болью.
– Продолжайте, сестра Литиция, – доминирует Святоша, обходя меня по кругу.
Даже времени возмутиться не дает.
Доколе мне слагать советы в душе моей,
Скорбь в сердце моем день (и ночь)?
Верчусь за ним, как зверь в клетке.
Опять получить ой как не хочется. И дело даже не в свободе, работе или достоинстве. А просто больно!
Доколе врагу моему возноситься надо мною?
Призри, услышь меня, Господи Боже мой!
Успеваю отпрыгнуть от следующего удара. И пока Святоша замахивается, убегаю в другой конец зала, ныряю в дверной проем. А бегаю я отлично. Это профессиональное. Этому каждый игрок сборной учится во вторую очередь.
Просвети очи мои, да не усну я сном смертным;
Да не скажет враг мой: "я одолел его".
Да не возрадуются гонители мои, если я поколеблюсь.
Костик презрительно кривит рот.
Я выглядываю из коридора и скороговоркой заканчиваю:
Я же уповаю на милость Твою;
Сердце мое возрадуется о спасении Твоем;
Воспою Господу, облагодетельствовавшему меня,
(и буду петь имени Господа Всевышнего).
Последние слова сливаются в шипение. Но я успел. УСПЕЛ!!!
Выкусите все!
Лукреция у противоположной стены громко кричит: «УРА!!!». Балаклавы девочек дружно летят к потолку! Жозефина пускается в победные пляски.
А вот на это лучше не смотреть.
С другой стороны, аппетитно трясется…
У Святоши аж челюсть скрипит. Он корчит кисло-лимонную гримасу, упирается шестом в пол, укладывает на него обе ладони и говорит:
– Неплохо. Два касания есть. Одно осталось. Но больше вам не убежать. Представьте, что вы ограничены пространством, сестра Литиция. К примеру, два на два метра.
– Что не так-то?! Покажите распоряжение, где написано, что нельзя убегать от одержимых?! – я возвращаюсь в зал и сглатываю. Предвкушаю, как меня сейчас по полу размажут. Со стороны монашек летит свист и возмущение. Девочки мои, болеют за меня всей душой. Я обязан справиться! Но какие, к чертям, ограничения?! – На мой взгляд, это вообще единственно верный вариант действий! Я и молитву дочитал и жив остался! А…
– Псалом № 90. В случае повторного побега, проверка не засчитывается, – строго говорит этот КОНСТАНТИН. Отныне в моем лексиконе это не имя, а мат. И не тот, на котором отжимаются.
Отжимаются, точно!
Живущий под кровом Всевышнего, под сенью
Всемогущего покоится,
Святоша метко бьет меня по лодыжке. Мне бы отпрыгнуть, но 90-й псалом заучивал отжимаясь. Поэтому послушно валюсь на пол. И отжимаюсь.
Говорит Господу: «Прибежище мое и защита моя,
Бог мой, на Которого я уповаю!»
Секундная передышка и удивление заканчивается. Святоша берет себя в руки и замахивается. У меня глаз на затылке нет. Но крики: «Берегись!» подсказывают, когда стоит откатиться. И шест уходит «в молоко».