Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы,
Перьями своими осенит тебя, и под крылом Его
Будешь безопасен; щит и ограждение – истина Его.
Решил больше не отжиматься и копить силы. Мало ли экзаменатор запросит еще несколько тестовых билетов. Сажусь на корточки и слегка сгибаю руки в локтях. Тело соглашается, что это похоже на отжимание, и мозг самостоятельно воспроизводит следующие строки:
Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем,
Язвы, ходячей во мраке, заразы, опустошающей в полдень.
– Поразительная небрежность! – раздаётся под ухом, – И вас не смущают читать молитвы в подобной позе?
С каких пор вообще он бьет женщин?! Вот упырь!
Открываю рот, чтобы ответить. Но шест мелькает в сантиметре от носа, а губы автоматически выдают родной матерный вместо Священного текста.
Тысяча чертей!
Исправляемся:
Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя;
Но к тебе не приблизятся:
Только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым.
Удачная подсечка, и Святоша валится рядом со мной.
Признаю, я не силен в бою на шестах. Да и вообще в бою. Зато я преотлично работаю ногами.
От удара по кадыку экзаменатор хрипит и дергается.
Звук – слаще финального свистка.
Ибо ты сказал: Господь – упование мое»,
Всевышнего избрал ты прибежищем твоим;
К сожалению, Костик тренировался больше, чем я. Ему бы в боях без правил участвовать. Прыгать сопернику на макушку и крестом глаза выдавливать.
Как ни пытаюсь вырвать шест из «ослабевших» пальцев противника, пальцы отнюдь не слабы. Вцепились в палку так, что аж побелели. Укусить его что ли?
Святоша, как пылинку, стряхивает мое тело и одним движением поднимается на ноги.
Не приключиться тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему;
Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих:
Я тихонечко отползаю назад. Поднимаюсь и отскакиваю от очередного удара.
Больше всего хочется дать по морде этому экзаменатору. По этой наглой железобетонной морде. Нельзя с таким незаинтересованным лицом людей палками бить. Хоть бы капля сочувствия! Да, черт с ним с сочувствием!
Где злорадство?
Где торжество?
Чтоб тебе пенальти по причинным местам все время пробивали!
– Сестра Литиция, продолжайте.
Ах да, отвлёкся:
На руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею;
На аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона.
Что там дальше?
Вспоминай, иначе не выйдешь из этой тюряги божественной!!!
Что-то Богомол лапками больно быстро машет. Активизировался. Шест мелькает так резво, что голова начинает кружиться.
Хоть бы вспотел он, что ли.
«За то, что он возлюбил Меня, избавлю его;
Защищу его, потому что он познал имя Мое.
Резкий выпад позволяет шесту ударить меня по лбу. Как обидно.
Валюсь на пол. Громко вою.
Ох, как хочется тебе в ответ по колокольне врезать, чтобы все колокольчики фальцетом зазвенели!
Но договариваю:
Воззовет ко Мне, и услышу его; с ним Я в скорби;
Избавлю и прославлю его,
Долготою дней насыщу его, и явлю ему спасение Мое».
Лукреция подбегает и садиться рядом. Запипикайте тут, какая быстрая. Точно в нападающие поставлю. Ощупывает мой лоб, ноги. Задыхаюсь от боли. На глазах выступают слезы.
– Подвернул лодыжку. И голова кружится, – говорю слабым голосом.
Первой на моего мучителя набрасывается Оливия:
– Святой отец, что вы тут устроили?! Избили блаженную! Она – свет нашего монастыря! Как вы можете!
Святоша опускает шест и покаянно качает головой.
– Прошу простить меня, сестра Литиция. Я не намеревался причинить вам боль.
И тут появляется тяжелая артиллерия. Жозефина всей силой своего бюста отталкивает Богомола от меня и желает ему всех кар небесных:
– Вы обязаны принять сестру Литицию в помощники! Она ни разу не сбилась!
– Вообще-то сбилась, и было более трех касаний, – на лице у него пронизывающее недоумение. Он пятится, прикрывая отступление палкой.