– Пара фунтов?
– Нельзя делать все за деньги! Доброе дело вам зачтется…
– Шесть.
– Сам справлюсь! – прижимает к себе Святоша женщину.
Сходимся мы в итоге на восьми фунтах. Бумажки большие и приятные на ощупь. Крупнокалиберные.
Мне тоже очень хочется дать этой тетке в морду. Но я ж лицо Преподобное, мне тоже нельзя! Поэтому иду в магазин за виски (Водку тут не продают). Наливаю согревающего в чашку с рисунком из ромашек и заставляю мадам выпить.
Истерика захлёбывается в процентном соотношении спирта.
– Это не чай! – возмущению матери нет пределов. Но она приходит в себя и признается: – Возле статуи похоронен мой сын. Брат-близнец Джима. Его звали Джек. Он был на несколько минут старше Джима. Маленький, всегда веселый. Был, – Мариса в конце каждого предложения прихлебывает «чая». – Он умер из-за болезни. Пять лет назад. Всего годик ему был.
– Что за болезнь? – Константин нюхает чашку в руках женщины и неодобрительно смотрит на меня. Ах забыл, эти английские традиции. Надо было прекрасный напиток молоком испортить?!
– Красные пятна по всему телу. Температура. Жар…
– От банальной краснухи?! Позор и кремация местной медицине! – отодвигаю бутылку, втихую стерев капельку с горлышка и лизнув палец. Под взглядом Святоши, скулы сводит кислотой. Ни на секунду нельзя расслабится.
Запах у виски резковатый. Спиртяга сплошная. Сразу ясно, что в блохастом подвале разливали. Надеюсь, он в желудке не самовоспламенится.
– Мы закопали тело без могилы, потому что тогда денег не было. Все собирались перезахоронить, но что-то мешало. Я каждый год приношу цветы Марии, – голос Марисы дрожит. Она и раскаивается, и грустит, и плачет. Все одновременно. – Надеюсь, она присматривает за Джеком.
Вот сучка! А сразу все нельзя было рассказать?! У неё ребенок с ума сходит, а она оперативную информацию утаивает!
– Бутсы рваные съем, если в мальчишке не душа его брата, – мое мнение я могу засунуть себе куда угодно, а Преподобный поможет. Но я, все равно, высказываюсь, торопливо наворачивая яичницу с беконом.
Святоша мужественно терзает кашу из редьки на завтрак и игнорирует меня.
Встали мы далеко за полдень. Но и легли с рассветом. Прям как реальные тусовщики. Только без тусовки.
– Хочет себе нормальную могилу пацан, – выдаю следующую умную мысль.
Богомол закатывает глаза и уточняет:
– С чего такая уверенность, сестра Литиция?
– Пьет молоко, смеется. Как отец двух сыновей тебе говорю.
– Интересно было бы на них посмотреть, если они похожи на этот случай.
– Не. Они классные. Непослушные, немного. Сашка уже в пятом классе. Даже с девчонкой встречается. Мне Пашка по большому секрету рассказал. И даже по скайпу фотку показывал. На телефоне брата, – разливаюсь я соловьем. Про детей рассказывать обожаю. Но вот застывшее лицо Святоши меня быстро останавливает. Что, каша не в то горло заползла? – стоп. Я уже говорил, что исповедоваться не буду!
– Это просто дружеский разговор, – Преподобные глазки скачут, как блохи. Куда угодно, лишь бы не на меня.
– С каких пор мы дружбаны?
– Мы работаем вместе, – говорит Святоша с непробиваемой мордой терминатора.
– Мы провели ночь вместе, – копирую его интонацию.
От этой фразы Святоша кашляет и давится в кулак.
–Ты. Я. И влажная нетрезвая женщина, – добиваю беднягу и, пока его накрывает приступ тахикардии, незаметно подкидываю ему в кашу кусочек бекона. И спрашиваю:
– Что делать будем?
Напарник заливается водой и стирает слезу с левого глаза:
– Сегодня поговорим с отцом. И похороним мальчика. Если вы правы, это решит проблему.
– Проблему, – даже есть больше не хочу.
– Обычно, демоны пытаются натворить зло. А этот странный. Хотя они всегда странные.
– Работа у тебя, конечно, ГОВНО!
Костик грустно усмехается и выплевывает мясо.
– Да, ладно! Даже не поморщился! Тайком подъедаешь же! – я просто обязан вывести его на чистую воду! У Преподобного мускулатура, как у качка. Без органики такого не добиться. Я-то о спорте много знаю!
– Это глупо, сестра Литиция.
– Белок необходим для мозга, – с радостью любуюсь на его брезгливую физиономию, – от морковки тупеют. Я сколько раз просил называть меня Дмитрием? Никак не запомнишь?
Преподобный Богомол осеняет наш стол крестом и возвращается к еде.
– И чего, мясо можно теперь? – я-то думал, он даже нюхать не будет скоромное и то, что рядом полежало.
Но Костик прижимает тарелку к себе и отворачивается.
Черт, я же так не увижу схомячил он запрещёнку или нет!
Повернись ко мне, насекомое!
13. А там не арфа и даже не тромбон