И так мне грустно стало, будто проебал я свой единственный шанс на спасение.
Мы с плясками тащимся в собор Святого Павла на следующий же день после похорон Эдмонда Мелтона.
Возмущаюсь, почему меня нельзя просто посадить на пару лет в тюрьму! Зарешеточную бодягу я бы перенес лишь слегка поднатужившись, а вот новые пальцы точно не отрастут.
Но тут всплывает предыдущее дело.
23. Кто так будит?!
За день до свадьбы невеста Вильгельма IV решает посетить собор Святого Павла, чтобы причаститься и исповедаться. Само самой мы с Константином натыкаемся на нее у входа в церковь. И все, как умалишенные, радуемся данному факту. Особенно я.
Выяснить от кого могла забеременеть графиня не удалось. О таких вещах мало кто сплетничает. Богомол бросает меня и решает надавить на нее в церкви.
Жду их больше часа, слоняясь между белоснежными колоннами и задирая голову на раскрашенный потолок. Избежать наказания мне удается исключительно временно. Как только Преподобный вернется, сразу же потащит меня в медицинский блок. К Пионике и врачу с усами.
Но пока я свободен и даже не убегаю.
Увидев Аделаиду на пороге собора, остолбенело не только мое тело. Даже Святоша споткнулся на нравоучении.
Девушка прекрасна, словно ангел, спустившийся с фресок на стенах. И я не могу уйти, пока не выясню, что с ней.
Графиня Аделаида выходит расстроенная. Она плачет и не может остановиться. Не капли облегчения от раскаяния.
Константин передаёт мне девушку в руки, и шепчет:
– Она рассказала страшные вещи. Не знаю верить ли. Отвезём её домой. Незаметно.
– Это опасно?
– На все воля божья.
Как только входим в гостиную Мейнингеймов рыдания усиливаются.
Константин велит подать чай и застывает, почесывая пальцами переносицу.
Аделаида безостановочно истерит на моем плече.
– Вы должны были ее расспросить, а не доводить до истерики, – не выдерживаю молчания. И женских слез. – Я знаю отличный способ ее успокоить!
– Не стоит, – сжимает челюсти Преподобный. – Не могу вам рассказать всего. Это тайна исповеди. Но ситуация слишком опасная…
В меня воют с удвоенной силой. У меня так ряса промокнет!
Ну ладно, все равно. Только не грусти, красавица. Несмотря на красные веки и явную психическую нестабильность, Аделаида – само совершенство. Идеал в каждом изгибе тела. Это Богиня, а не живой человек.
Я глажу ее по голове, пока она не успокаивается.
За это время нам успевают подать чай и пирожные. Маленькие корзиночки с настоящим масляным кремом. Мне нравится у Мейнингеймов.
– Он заставил меня убить человека, – говорит прекрасная невеста.
Промахиваюсь пирожным мимо рта, и оно прицельно летит Аделаиде в голову. Успеваю отбить его левой рукой, а потом ногой.
На поле нет разницы между игроками. Золотой голкипер может проиграть обычному нападающему из киевского «Динамо». А мяч летит в ворота одинаково красиво, даже если его пинает бездомный паралитик с протезом.
Я не паралитик и бросок получается эффектным. Прямо в Преподобного Богомола.
Константин снимает салфеткой крем с одежды, поднимается и выжидающе смотрит на меня. Синие глаза темнеют, заволакиваясь тучами перед грозой. Это Святоша гневаться изволит. Вот-вот грянет праведный гнев.
– Пожалуй, мне стоит переодеться. На сегодня визит закончен. Сестра Литиция?
– Идите, идите. А пока еще невесту поуспокаиваю, – машу рукой напарнику, – Мне и так нормально.
Подумаешь, крем на туфле. На туфлях. На обуви.
Пусть катится на все четыре стороны.
Он еще пару минут пытается расплавить меня взглядом, но с тем же успехом можно ждать раскаянья от парковочного автомата.
– Я зайду утром. Перед церемонией, – говорит Константин и удаляется.
А я обнимаю Аделаиду до самой ночи. Девушка кормит меня ужином и уже за ненавистным чаем рассказывает о том, как убила короля.
И произошло это десять лет назад.
Вильгельм IV заставил ее соблазнить и отравить Георга III.
И с тех пор она жила в доме престарелого принца как заложница. Она плохо помнит это время. Все как в тумане. Безумные оргии, алкоголь, наркотики…
В перерывах между запихиванием в меня политически опасной информации она плачет и просит прощения.
Засыпает прямо на моих руках. В гостиной. Я переношу её в спальню. Пока служанки раздевают девушку, она не выпускает мою руку. Крепко сжимая ладонь, вздыхаю, проклинаю всех знакомых прекрасных девственниц и ложусь с ней рядом.
Мне снится водопад. Точно Ниагарский, пусть я там ни разу не был. В этом водопаде отлично плывётся, еще лучше ныряется. Во сне у меня длинные волосы, похожие на старый советский дождик. Жидкие, тонкие и безвкусные. Голова зудит от шевеления на ней новогоднего декора. Мимо проплывает огромный синий кит. Как ты, рыба, проплыл в мой водопад?! Тут место только для одного! На спине огромного млекопитающего растет город, который утонет, как только кит уйдет под воду. Я этому безумно рад. Так ему и надо, нефиг плавать в чужой акватории. Пытаюсь поймать кита за плавник и забрать с собой на самое дно ласковых вод. От нежных касаний подводных течений, и от мысли «я самая охрененская подводная лодка в мире» становится легко и безмятежно.