Но окна в домах вспыхивают светом и смотрят на меня тысячью глаз. Там же люди, паникую запоздало, давлюсь водой, что лезет в носоглотку.
Открываю глаза и вижу рожу Преподобного Богомола. Он явно пытается растолкать нас с Аделаидой.
Его лицо так близко, что заикаться мне до обеда следующего дня от пережитого ужаса.
Кто так будит?!
Выплесни ведро воды, дерни за ногу, подожги бумагу в ухе, свистни, засунь в нос муравья! Куча замечательных вариантов!
Зачем дышать в лицо и трогать за плечи?!
24. Аппендицит всевышнего
Вам случалось, когда-нибудь проснуться и ощутить себя другим человеком?
Не так чтобы «О, не ем мясо, отныне я веган!» или «Все, по бабам не хожу!». А так вот раз – и у тебя грудь; два – и проблемы физиологического смысла, о которых ты знаешь только из рекламы и только то, что с крылышками комфортней; три – пластика лица, которая тебе не нравится, потому что рожа у тебя до этого явно была симпатичней.
Будто играешь за персонажа в забавной, охрененно реалистичной игре. Но вот-вот все закончится, откроешь глаза и пойдешь на работу. А я всего лишь Дмитрий Черкесов, управляющий нестандартным персонажем.
Относиться к текущим событиям, как к веселому приключению, что свалилось на мою седую голову, гораздо проще, чем принимать реальность за серьезную жизнь. Жизнь – это рутина, отчеты, профориентация раз в полгода.
Но что-то меняется. Стираются воспоминания, сглаживаются углы восприятия. Сказал бы мне кто-нибудь, что через пару месяцев я буду беситься из-за того, что не могу убить жирного старика, рассмеялся бы ему в лицо. Какое мне дело до стариков, демонов или благочестивых монашек?
Вот на упоминание о ружье за спиной, я бы собой восхитился. А так…
Человек – существо неприхотливое, ко всему привыкает. Хоть в семейство к динозаврам подкинь – выживет, приспособится. А те, что с шилом в заднице еще и создадут новую рептилоидную цивилизацию. Я, конечно, не из таких. Слишком ленив для мировых завоеваний.
Этот мир мне больше не кажется чье-то шуткой или глупым вымыслом.
Он реальней, чем хочется.
И бесспорно влияет на мои внутренности. Я хуже сплю, меньше ем и постоянно думаю.
Это же не кризис среднего возраста?
Свадьба Вильгельма IV и графини Аделаиды Мейнингейм воскресает сказку о Золушке.
Видимо, до этого дня все были уверены, что старичок гей, а тут такая радость. Не радужный, не помирает. Гуляй шальная столица. Сгоняют всех жителей Лондона и окрестностей. Обещают много выпивки и гастрономических изысков.
Все счастливы, кроме меня.
Пока невесту наряжают, я пытаюсь привести в порядок рясу и ору на Константина:
– Мы не можем допустить этой свадьбы! Он же ублюдок настоящий! Десять лет над ней издевался! – сглатываю. На губах привкус соли. Все-таки, истерика на пол ночи бесследно не проходит.
Святоша слушает меня очень внимательно, пьет много воды и перебирает свои чётки:
– Мы не можем ничего сделать.
– Мы можем спрятать ее! Увести в монастырь.
– Она не согласится, – Преподобный, как обычно, упрям и сосредоточен.
– Согласится!
Уже вижу, как он грудью защищает счастье молодых. Но Богомол внезапно интересуется:
– Вы плакали этой ночью?
– Зачем? – вопрос выбивается из нашего разговора. Явно, чтобы сбить меня с толку.
Константин хмурится, целует крест и принимает свою любимую позу «задумчивого насекомого»: складывает вместе кончики пальцев, упирается в них лбом и тяжело вздыхает:
– Она ждет ребенка от него.
– От него ли?
– Я вчера был у Чарльза. Грей запретил трогать принца. А уж тем более расстраивать свадьбу. Это событие королевского уровня. Не нам в него лезть.
– Мне этот Грей не указ. Я забираю девочку!
– Литиция… Сестра… Дмитрий… – еще раз целует распятье. Он с крестом пол дня лобызаться будет?! Что за фетиш?! – Он – глава правительства Великобритании. Игнорирование его приказов, приравнивается к преступлению. А графиня Мейнингейм вряд ли согласится свидетельствовать против второго принца.