Дождь прекращается.
Солнце медленно выползает из-за темного блина. Но его тут же скрывают тучи. Светлее не становится, наоборот, полутьма теперь постоянная. И это страшнее затмения.
Всадница Смерти с инвентарем в руке отступает с поля боя, унося ребенка, что запустит конец света.
Кажется, правда не на моей стороне.
Но важнее: Константин остается на земле. Истерзанный, разорванный.
Бегу к нему, оставив детей в кэбе, мимо покорёженных тел, мимо застывших полицейских:
– Не смей умирать!
Удары по лицу. Сопли по щекам. Мыслей нет. Думать страшно.
– Да в порядке я. Хватит. Шею свернете, – раздается из его губ, красных, будто напарник кровь пил. Хриплый голос, теплее всепрощающее света.
Я тебя самостоятельно зарою, будешь так пугать!
– Не переживу, если ты опять исчезнешь, – успевает сморозить мой непослушный рот. Он мне совершенно не подчиняется. Творит, что хочет. И сам целует Богомола.
12. Запрягайте паровозы, Преподобные!
Мое пофигистическое отношение к окружающему миру сыграло со мной злую шутку. Все началось с привычки к непривычному имени. Дальше: целый год тренировок и диверсионной охоты на демонов из засады. После: разрешение называть себя бабой.
Когда женские формы стали привычнее мужских? Сколько понадобилось времени, чтобы не огрызаться на ненавистное имя? В какой момент мое сознание успело настолько измениться? Кажется, внутри все такое же… Но точно что-то не так! Да я уже думать начинаю как женщина! Собственные чувства стали неуправляемым шквалом эмоций, выбор одежды – решением глобального масштаба. Что там выбирать-то: все балахоны черного цвета?! Это точно влияние женских гормонов.
Уверенность в том, что собственное «я» не зависит от оболочки, в которой находится, подорвана. Руки трясутся от желания то ли задушить, то ли пристрелить напарника.
Головушка моя точно спятила, покатилась по наклонной в самую гущу сладострастных образов, бесспорно надиктованных слишком долгим воздержанием.
Мне бы пойти соблазнить Лукрецию, поприставать к проституткам. Но, будто собака на кость, кидаюсь на соратников по работе.
С какой стати мне вообще целовать умирающего Богомола?
Откусить ему голову напоследок?
Это, конечно, бесконечная радость, что он выжил, а не откинулся во второй раз.
Но в принципе, не велика бы было потеря.
Точно могу сказать: мне не понравилось. Целовать умирающих сомнительное удовольствие. И ощущения до сих пор странные. Привкус крови ничего общего с романтикой не имеет, скорее – с сумасшествием. А вот безразличие самого напарника бесспорно бесит. Ведет себя будто бы ничего и не произошло. Я не могу же страдать в одиночестве! В таких делах компания нужна. Психушка гостеприимно машет мне ставнями. Погоди, родная, я уже скоро.
Один вопрос: как в глаза напарнику теперь смотреть?
Живое облако краснодарской саранчи в мистическом Лондоне 1832 года – неуместное и омерзительное зрелище. Насекомые бьются в стекло, ломают крылья, пытаются к нам пробиться. В кабинете горят свечи, но все равно темно. Стеллажи полные книг тонут в тенях, бегущих по стенам. А епископ Кентерберийский фиксирует очередное ненастье:
– Чума, по всему Альбиону. И на континенте, – в его руках письмо на желтой бумаге с вензелями. – Нашествие саранчи, засуха, гибель урожая… Вам надо найти ребенка, который несет гибель этому миру.
Мы с Богомолом синхронно опускаем глаза. Знать бы, где его искать. Моя глупость и подверженность провокациям обернулись наступающим Апокалипсисом. Четыре ребенка – четыре всадника: Голод, Чума, Война, Смерть. Их видели в разных районах Альбиона. То тут, то там поднимающих мертвых. И никакие извинения теперь не помогут.
В Букингемском дворце состоялось целое собрание руководителей Великобритании по этому поводу. Решили торжественно встретить и угостить кто чем Богат.
Епископ Богат мной и Богомолом:
– Его надо было, все лишь, убить. Вам ли мучиться угрызениями совести, сестра Литиция?
– Ну, кто ж знал!
За год правления Вильгельма IV в Англии набралась целая армия еретиков, успешно скрывающихся под личиной прогресса. Эти люди изобретают поезда, теорию относительности, полеты на Луну и полностью отрицают Бога.
Но воевать демон планировал не живыми людьми. А мертвецами, восставшими после бубонной чумы. Мы отбиваем их нападения уже неделю. Хорошо, хоть тут нет моей вины.
– Я знал, – ответ Епископа, как всегда, добр и всепрощающ.
– Чтоб тебя, червяк пустынный сожрал.
Мой ответ, как обычно, быстрее мозга.
– Как невоспитанно.
– Чтобы вас, червяк пустынный сожрал, ваше Преосвященство.