Гиви вышел во двор и направился к отдельно стоящему домику, в котором находилась баня.
В бане двое пожилых мужчин — обоим уже лет за пятьдесят — потягивали неспешно пиво и негромко разговаривали. Один из них был славянской наружности, другой — кавказец.
— Ираклий, Гусь приехал, — сообщил Гиви кавказцу.
— Зови сюда, — приказал тот.
Через минуту Гиви привел Гуся к Ираклию.
— Какие дела, Гусь? — пристально глядя ему в глаза, спросил Ираклий.
— Плохо, пахан, — Гусь опустил голову. — Мазур живой, а Дохлого с Мобутом завалили — сам видел.
— Сучье племя! — Ираклий яростно ударил кулаком по столу. — Такое дело погубили! Вам бы баранов в горах стрелять!
— Пахан, мы ничего не могли сделать. Мусоров полно было вокруг.
— Мусора-то откуда взялись?
— Не знаю, Пахан. Вначале тихо было. Гляжу: дежурные мусора подъехали. Ну, думаю, едут — сразу бабахнем, а тут такое началось! Полно мусоров понаехало. Троих наших повязали. Я сам еле смылся. А когда смывался с «Синая», через окно увидел, как Дохлый с Мобутом лежат, а рядом Мазур стоит.
— Вычислил нас, падла! — сквозь зубы процедил Ираклий. Такой верняк был… В Ростове его не достать. Ну, да ладно. Сквитаемся, еще будет время. Гусь, разузнай все. Если заложил — кто? Валите суку. Гиви тебе поможет.
— Понял, пахан.
— Идите!
После ухода, Ираклий повернулся к собеседнику:
— Не получилось, сам видишь!
— Дилетанты дешевые, — презрительно бросил «славянин» в лицо Ираклию. — Я вам Мазурова на блюдечке подал, а у вас человека не нашлось на курок нажать.
— Клянусь, я все исправлю. Мазур не помешает нам, отвечаю.
— Лучше, чтобы это оказалось правдой, Ираклий. Иначе сам знаешь, что будет. Я канал через Ростов два года налаживал: не позволю каким-то там тварям переходить мне дорогу. Мусоров я контролирую, а с братвой сам разбирайся, Ираклий.
Войдя в квартиру, Матвеев чмокнул жену в щеку, разделся и прошел на кухню.
— Есть, что — нибудь пожевать, мать? — спросил у жены Матвеев, усаживаясь.
Ирина Аркадьевна суетливо накрыла на стол. Матвеев ел молча, прокручивая в голове сегодняшние события. Главный вопрос состоял в подозреваемом. Что крылось за его поведением? Деньги? Или иные мотивы? Ответ на этот вопрос мог бы внести ясность в этом, как считал Матвеев, сложном деле. Оторвавшись от своих мыслей, он увидел, что его жена прижав платок к глазам, тихо плачет.
— Ты что, мать?
В ответ раздались рыдания — Ирина Аркадьевна заплакала навзрыд. Она плакала долго, и Матвеев сидел молча, давая жене возможность выплакаться. Постепенно она успокоилась и повернулась к мужу:
— Вот уже четыре месяца ты не просил есть, ничего не замечал вокруг и ни разу не заговорил со мной. Я думала, что потеряла тебя вместе с Сереженькой. Господи, как мне было тяжело! Да оставь ты их в покое, Васенька! Я потеряла сына! Неужто тебя придется оплакивать? Лучше сразу в могилу — не вынесу я этого.
— Кончилось все, Ира, — тихо произнес Матвеев. — Убили его. Такой же мальчишка, как наш Сережа. Ему тоже шестнадцать лет. Не знаю, совпадение это или божья справедливость?
Утром на столе у Василия Максимовича лежали все сведения о подозреваемом в убийстве Дохлого. Матвеев надел очки и стал читать: «Стрельников Сергей Сергеевич. Родился 1977 гуду, в Подмосковье, Коломенский район…»
Матвеев вызвал Мишина, и когда тот вошел, сунул ему нос бумаги.
— Вы что издеваетесь? Это же данные паспорта!
— Больше ничего нет, Василий Максимович.
— Запрос в Коломну послали?
— Еще вчера. Ответ лежит перед вами.
— Черт знает что! — Матвеев набрал номер Ветрякова. — Саша, вы допрашивали Стрельникова?
— Три раза.
— Я приеду сейчас! Хочу послушать, что он скажет.
— Не получится, Вася.
— Я еду! — Матвеев положил трубку.
Через тридцать минут он уже сидел в кабинете Ветрякова на Петровке.
— У меня все получится! — бросил Ветрякову Матвеев.
— Я имел в виду Стрельникова, — ответил Ветряков.
— Случилось что?
— С ним — ничего. А двоих ворюг, которые рядом с ним сидели, в больницу отправили. Долго они там пробудут.
— Врешь ты все, Ветряков! Скажи лучше, почему не хочешь, чтобы я с ним встретился?
Ветряков пожал плечами и снял трубку. «Стрельникова ко мне», — приказал Ветряков.
Первое, что поразило Матвеева, когда привели Стрельникова — его глаза. Они смотрели прямо, не мигая. В них затаилось столько злости, что на мгновение Матвееву стало не по себе. Стрельников был чуть выше среднего роста, слегка худощавый, но физически крепкий. У него были темные волосы и голубые глаза. Матвеев показал на свободный стул. Стрельников даже не пошевелился. У Матвеева мелькнула догадка: «Может он глухонемой?»- обратился он к Ветрякову. Тот расхохотался:
— Когда с друзьями в камере разбирался, разговаривал, хотя не очень красиво.
— Вот как? — Матвеев подошел к Стрельникову. — Не хотите садиться — не надо. К вам есть несколько вопросов, и для вас же будет лучше, если вы ответите на них.
На сей раз, Стрельников отреагировал — на губах появилась еле заметная презрительная улыбка.
Более часа Матвеев пытался разговорить Стрельникова, но безрезультатно — тот упорно молчал. Его холодное равнодушие сбивало Матвеева с толку. За двадцать пять лет практики он впервые столкнулся с таким явным отчуждением. Пришлось отвести Стрельникова обратно в КПЗ. Матвеев развел руками — каменная стена! Ничем не прошибешь!
— А ты говорил: «Мазура — человек». Убийца!
— Да, этим не покомандуешь, — не мог не согласиться с Ветровым Матвеев.
— Приложи пистолет к его голове, он даже не моргнет. Уверен в этом, Вася. Парнишка железный! Если до тридцати доживет, все бандиты от него будут плакать. Попомни мои слова!
— Ладно, спасибо тебе, Ветряков!
— Не за что.
Сев в машину, Матвеев закурил сигарету и задумался.
— Поехали-ка в Коломну, Коля, — наконец решил Матвеев.
— Как скажите, Василий Максимович.
В Коломне Матвеев зашел к начальнику милиции и, предъявив удостоверение, объяснил причину визита.
— Вам нужно к Самойлову, — посоветовал начальник милиции.
— Он у нас двадцать лет работает участковым в лесничестве и живет там же. Он всех знает, наверняка Стрельникова тоже.
— А как его найти? — спросил Матвеев.
— В лесничество надо ехать. Он у нас в отпуске.
Расспросив сотрудников милиции как проехать в лесничество, Матвеев отправился в путь.
Миновав десять километров, они подъехали к небольшой деревне. Матвеев почти сразу установил адрес Самойлова — участкового в деревне знали все: от мала до велика. Матвеев открыл калитку, по вымощенной дорожке подошел к двери и негромко постучал. Дверь открылась. Перед ним стояла дородная женщина.
— Что надо?
Матвеев показал удостоверение и представился:
— Полковник Матвеев, следователь по особо важным делам Генпрокуратуры.
Женщина от испуга побледнела.
— Что же случилось, господи?
— Да ничего, — успокоил ее Матвеев. — Мне нужно поговорить с Самойловым. Он здесь проживает?
— Здесь, здесь, — женщина засуетилась. — Проходите, пожалуйста.
Матвеев через сени прошел в просторную комнату. Из соседней комнаты появился заспанный хозяин. На ходу он надевал рубашку.
Матвеев снова представился.
— Вы не беспокойтесь, пожалуйста. У меня к вам разговор не долгий.
— В саду беседка есть; может, там поговорим? — предложил Самойлов.
— Я не против.
— А чай с печеньем будете? — осторожно спросила хозяйка.
— С удовольствием, — ответил Матвеев и улыбнулся ей.
Они с Самойловым прошли в беседку.
— Как вас величать-то? — спросил Матвеев.
Самойлов махнул рукой:
— Все Иванычем зовут.
— Знаете Cтрельниковых, Иваныч? — приступил к разговору Матвеев.
— Стрельников у нас один, — ответил Самойлов. — Дядька-то его Варламовым был.