========== Пролог или Как же все начиналось ==========
– Да, миссис Саммерс, статья будет готова к завтрашнему утру, – заверила я начальницу, угрюмо вздохнув.
– Эх, Изабелл, ты же одна из лучших работников, у тебя прекрасный стиль написания, твои статьи всегда ищет читатель. Но почему ты такая неорганизованная в последнее время? Всегда ведь сдавала работу в срок, а сейчас? – поинтересовалась она, отпивая из чашки горячий кофе.
– Наверное, это из-за наступающего Рождества. Да, из-за него,– неуверенно ответила я, засмотревшись на танец кружащихся снежинок, вихрем проносившихся за окном. Через две недели Рождество… Какой кошмар.
– Ладно, чтобы завтра утром статья лежала у меня на столе. В принципе, в редакции ты мне не нужна, так что после обеда можешь идти домой, – сжалилась надо мной Элизабет.
– Спасибо огромное, я все доделаю, обещаю! – прощебетала я, выскакивая из кабинета главного редактора. Отлично, я больше не обязана находиться в этом удушливом помещении и могу с чистой совестью пойти поработать в какой-нибудь кофейне. И зачем здесь такое сильное отопление? К обогревателям даже подходить близко страшно, не то, что притронуться.
– Иззи, что от тебя хотел этот тиран? – поинтересовалась Аманда, моя подруга и по совместительству журналистка, ведущая колонку звездных сплетен.
– Ругала за то, что статья все еще не готова. Ничего страшного, – протянула я, усаживаясь за свое рабочее место. Включив ноутбук, я немного полюбовалась коллажем из фотографий улиц Парижа, который служил обоями на рабочем столе, и открыла текстовый редактор, но поработать мне не давала Аманда.
– Кстати, это действительно странно, что ты все еще не сдала статью. Ты же всегда первая летишь к редактору с готовым материалом, за что и ходишь в любимчиках у Саммерс. Ну что, Винтер, колись: что стряслось с нашей великой журналисткой? – заинтересованно уставилась на меня блондинка. Я опять невольно улыбнулась тому, какой же все-таки сильный отпечаток на нас накладывает наша профессия. Вот взять, например, ту же Аманду: я все еще помню, какой стеснительной девчонкой она пришла в нашу газету. Одевалась она скромно, была самой настоящей «серой мышкой». А что с ней стало теперь, когда она начала вести колонку сплетен? Как говорили у нас в курилке, Великое Преображение. Теперь девушка перекрасилась в блондинку, послала свою робость куда подальше и начала тратить невероятное количество денег на бутики и салоны красоты. Естественно, у посредственной журналистки не было крупных средств, поэтому Аманда заводила себе богатых ухажеров. Я не очень поддерживала ее образ жизни, но приходилось с этим мириться.
– Эй, Иззи, ты меня слышишь? – возле моего носа раздался щелчок пальцев. Оторвавшись от своих размышлений, я подняла глаза на подругу. – Ну, так что с тобой случилось? Влюбилась, я угадала?
– Господи, Аманда, ни в кого я не влюблялась, – сразу же опровергла я домыслы блондинки, – Просто все эти праздники выбивают меня из колеи.
– Нет, так неинтересно. Ты мне точно врешь. В таких случаях моя бабушка всегда говорила: «Cherchez la femme».
– Вообще-то, это означает «ищите женщину». И такое говорят только по отношению к мужчинам, если, конечно, ты не считаешь меня лесбиянкой, – ухмыльнулась я, поправляя подругу. Она частенько выдавала подобные глупости, пытаясь блеснуть интеллектом.
– Фу, Винтер, прекрати нести всякую ересь! – поморщилась Аманда, чем вызвала мой смех. Нет, лесбиянкой я уж точно не была, но меня забавляла консервативность подруги в вопросах ориентации. Странная нетерпимость к сексуальным меньшинствам, учитывая ее распущенность в личной жизни.
– Ладно, Аманда, мне нужно писать статью, ты не забыла?
– Я хотела тебе рассказать про Алекса, а ты убиваешь все мои попытки не сдохнуть от скуки в этой чертовой редакции. Жарко, как в Аду, так еще и поговорить не с кем, – пожаловалась подруга, пытаясь уговорить меня уделить ей еще пару минут.
– Иди посплетничай с Мэдисон из отдела здоровья, обсудите новые диеты, только дай мне поработать, – взмолилась я. Огорченно вздохнув, блондинка немного отошла и деланно-обиженным голосом протянула:
– Я тебе это еще припомню, Винтер. Будешь мне должна поход в кафе на выходных! – выставила свои условия Аманда и наконец-то удалилась. Что ж, поход в кафе – небольшая плата за возможность сохранить работу и закончить статью.
Уставившись на чистый вордовский документ, я впала в ступор. В творческий ступор. Давненько у меня такого не было, обычно нужные слова сами лезут в голову, только успевай стучать по клавиатуре. А сейчас – ничего. Ни одной подходящей мысли в голове. Вроде бы материала достаточно, тема интересная, а все же, если вдохновения нет, то и строчки из себя не выдавишь. Эх, тяжела наша участь…
Погипнотизировав пустой лист, я решила направиться в какую-нибудь кофейню. Обычно это помогало: наблюдая за людьми, вдыхая пьянящий аромат кофе, я легко подыскивала нужные фразы. Накинув пальто и повязав на шее теплый шарфик, я сгребла в охапку огромную кучу необходимых для работы бумаг и стремительно направилась к лифтам, пытаясь на ходу надеть шапку.
– Винтер, с тебя обед, ты же помнишь? – крикнула мне вслед Аманда, оторвавшись от болтовни с девчонками из отдела красоты и здоровья. Пока я повернулась к подруге, стараясь поправить съехавшую набок шапку, лифт остановился на моем этаже, и я поспешила войти, даже не удосужившись посмотреть впереди себя. Естественно, я врезалась в мужчину, который находился в кабине. От неожиданности я упала на пол, рассыпав все документы.
– Боже мой, простите, я такая неуклюжая, – начала извиняться я, пытаясь собрать бумаги.
– Ничего-ничего, давайте я вам помогу, – предложил мужчина, усаживаясь на пол рядом со мной, помогая все собрать. Тем временем двери лифта закрылись, и мы отправились на первый этаж. Внезапно я поняла, что мы в лифте одни. Что ж, меньше людей видели мой позор. Наконец собрав распечатки, мужчина помог мне подняться.
– Еще раз простите меня, очень неловко вышло, – смущенно пролепетала я, как бы невзначай осматривая попутчика. У мужчины была довольно приятная внешность, светло-русые волосы аккуратно уложены, а зелено-карие глаза добродушно глядели прямо на меня.
– Пожалуйста, прекратите извиняться, мне самому становится неловко, – рассмеялся он. Я тоже едва заметно улыбнулась, смущенно отводя взгляд. Обычно я веду себя более раскованно, но рядом с моим попутчиком я заливалась краской, словно пятиклассница. Наконец лифт остановился на первом этаже, и я как ошпаренная бросилась прочь из здания. В ушах все еще звенел смех незнакомца, заставляя меня задыхаться от приступа робости.
Бостон. Как же я обожаю Бостон. Я могу целыми днями просто блуждать по улицам этого города, наблюдая за толпами снующих вокруг меня людей, разглядывать витрины магазинов и забегать в случайные кафе. Особенно прекрасным мой родной город становился в преддверии Рождества: все вокруг украшалось тысячами маленьких фонариков, в витринах появлялись украшенные елочки, сверкающие благодаря гирляндам, все улицы заметало снегом, а горожане бегали по торговым центрам, чтобы успеть купить подарки своим близким. Все погружалось в предпраздничную суматоху, даря ощущение зимней сказки.
Не так давно, всего пару лет назад, я тоже беззаботно бегала по магазинам и выбирала платье, в котором проведу главную ночь года, но сейчас все изменится. Это Рождество будет другим, непохожим на все предыдущее. Это Рождество будет для меня последним.
Да, именно последним. Об этом не знает никто из моих друзей или знакомых, поэтому и отговорить никто не сможет. О родителях тоже беспокоиться не приходилось: я была очень поздним ребенком, поэтому мои родители скончались, когда мне стукнуло двадцать. Так вот, почему же этот праздник будет последним…
Все дело в моих убеждениях. Возможно, кому-то они покажутся глупыми или чересчур депрессивными, но для меня это вполне нормально и обоснованно. Лет десять назад, то есть, когда мне было пятнадцать лет, я начала задумываться о смысле жизни и моральных ценностях. Путем долгих раздумий, я поняла, что мне не хочется ни семьи, ни детей, для меня были важны лишь самореализация и творчество. А затем я перестала понимать ценность долгой жизни: а зачем? Для кого или чего я должна проживать долгую жизнь? Дети мне не нужны, замуж я не собираюсь, родителей не стало, а друзья так и не перешли в разряд близких. Самореализация? Я уже стала довольно престижным журналистом, появилась определенная доля известности, деньги перестали быть проблемой. Творчество? Вот здесь уже появляется заминка: с самого детства я мечтала стать писательницей. Когда я начала добиваться успехов в журналистике, решила написать книгу. Днем и ночью я работала над сюжетом, корпела над персонажами, чтобы те получились реалистичными и запоминающимися. Но когда работа над произведением была завершена, литературные критики дали ясно понять, что мне не дадут прыгнуть выше уровня журналистки. Что я только не делала: брала псевдоним, меняла героев, перестраивала сюжетную линию, обошла все издательства Бостона, но известность сыграла со мной злую шутку – за определенное время у меня выработался собственный стиль, который было очень легко узнать, и с этим я сделать ничего не могла. Так меня и вернули с небес на землю, поломав детскую мечту.