– Так чем же ты намерен занять меня сегодня? – почти оптимистично спросила я, отвернувшись от окна, за которым уже вовсю светило холодное декабрьское солнце. Хоть до Сочельника и оставались считанные часы, у природы были свои планы на этот счет, явно разнящиеся с привычным представлением Рождества: вместо наметенных сугробов и заснеженных деревьев Бостону достался талый лед на асфальте и голые деревья, чернеющие на фоне серовато-белого небосвода с бледно-желтым размытым от туч диском. На традиционную зимнюю сказку не тянет, но вот для современной драмы о суициде в бетонных джунглях – самое то. Как вовремя.
– На самом деле у меня было много вариантов, – задумчиво начал Гейб, гоняя во рту леденец. – Мы могли бы сходить в церковь на службу, покататься на воздушном шаре в Альпах, ненадолго смотаться в Индию на фестиваль красок…
– Опыт мне подсказывает, что все слова, идущие до злополучного «но», можно даже не слушать.
– Но, – улыбнувшись, протянул мужчина, – Зачем куда-то телепортироваться, перемещаться во времени и ломать голову, когда у нас под носом один из лучших дней за весь год?
– Это какой-это? «Бесснежный недо-Сочельник» или «День продавца елок»? – иронично уточнила я. Ни картина за окном, ни дата на календаре не дарили радостного ощущения наступающего праздника, оставляя жителей Бостона на произвол судьбы и личной фантазии. Увы, игра «Представь, что вокруг снег» меня не очень вдохновляла.
Выслушав мои варианты, Габриэль неожиданно расплылся в улыбке и потряс меня за плечи, приговаривая:
– Вот за такой Изабелл я даже скучать буду! Вечно бурчащий непробиваемый романтик, который убеждает всех и себя в первую очередь в том, что не верит в сказки, чудеса и мир во всем мире.
– Ты прав, я забыла надеть дизайнерскую оптимистичную маску, «мэйд ин хэвэн» все-таки. На Земле-то всего лишь войны, голод, безработица и скрытый тоталитарный режим, а я тут начинаю! – заявила я, но тут же рассмеялась, увидев лицо архангела, выражавшее вселенское негодование. Приобняв за талию, он подтащил меня к окну:
– Начнем блиц-опрос, чудовищная. Что ты видишь?
– Грязь. Слякоть. Продавца хот-догов, – без запинки отрапортовала я, пристально вглядываясь в пейзаж, раскинувшийся за стеклом. Пожалуй, если бы на Рождество я могла загадать любое-любое желание, им бы стала возможность видеть мир таким, каким его видит Габриэль. Стоило увидеть, с каким воодушевлением и воистину детской радостью он взирает на грязный утренний город, чтобы зависть начала незаметно грызть глотку. Хоть бы одним глазком взглянуть на жизнь сквозь его непробиваемые розовые очки…
– А я вижу, что завтра сочельник, а это уже повод украсить твою захолустную берлогу, – мечтательно заявил мужчина, наверняка уже подумывая, где разместить стойло для оленей Санты, а где поставить пряничный домик размером с собачью будку с живущими внутри дрессированными мышами в костюмах эльфов. Зная размах, с которым проходит каждая задумка архангела, я лишь надеялась, что это скромное предположение будет на том же уровне адекватности, что и выбранный небожителем вариант.
– Вообще-то эту «захолустную берлогу» ты ремонтировал сам, так что все претензии можешь свернуть в аккуратный комочек и засунуть себе …
– Знаю, знаю, не стоит уточнять локацию, благо фантазия у меня достаточно богатая, – отмахнулся мужчина, задумчиво отходя вглубь комнаты. Через несколько минут напряженного мыслительного процесса он все же задал мне воистину философский вопрос, который, видимо, и мучил его все это время: – Желтый или красный?
– Красный, – неуверенно протянула я, с опаской поглядывая на хитро ухмыльнувшегося мужчину. Пробормотав нечто наподобие «Так я и думал», он щелкнул пальцами, что само по себе было дурным знаком, но даже самые смелые предположения померкли, когда я узрела весь масштаб произошедшего апокалипсиса.
Буквально с потолка начали сыпаться ярко-красные шары, спиралевидные подвески, маленькие фигурки, изображавшие пухлых ангелочков, и бесконечные нити золотистых и алых бус. Пытаясь увернуться от бомбардировки, я скрылась, частично спрятавшись под кофейным столиком, но когда шум падающих украшений кончился и я высунулась из укрытия (что за глупейшая идея?), прямиком на мою голову посыпались цветастые гирлянды, запутываясь в волосах и цепляясь за одежду, тем самым сковав меня по рукам и ногам. Вакханалию довершила огромная размашистая ель, упавшая где-то между кухней и диваном.
– Кажется, ничего не забыл, – улыбнулся Гейб, крайне довольный проделанной работой. Да уж, ему было, чем гордиться: вряд ли в комнате осталось место, спасшееся от атаки рождественских украшений.
– Значит, освобождение меня из плена дождика в твой список дел не входит? – с упреком в голосе спросила я, пытаясь выпутаться самостоятельно. Увы, предательский дождик был словно охотничьи сети: чем больше жертва сопротивляется, тем сильнее увязает в ловушке. И почему я не ношу в кармане перочинный нож или пятидесятисантиметровый кинжал? В общении с Габриэлем эта вещица пригодится – уж больно часто архангел забывается. Ему-то все равно никакого вреда подобная царапина не принесет.
– Ты такая милая, когда злишься, но ничего не можешь сделать, – умиленно протянул тот, потрепав меня по щеке (интересно, если ему отрезать пальцы за это, они потом отрастут?).
– Милее некуда, – буркнула я. – Развязывай давай.
Удрученно вздохнув, Гейб все же принялся за работу, предварительно еще раз щелкнув пальцами: на этот раз мой потолок расплодился лепестками роз. Бело-алый поток растительности хлынул вниз куда быстрее, чем рассчитывал архангел, так что через долю секунды мы были по колено погребены в романтическом удобрении.
– Надеюсь, в твоем воображении это выглядело лучше, – засмеялась я, увидев некоторое недоумение на лице мужчины.
– Действительно, куда лучше, – рассеяно улыбнувшись, кивнул головой он. – Знаешь, связанная ты мне куда больше нравишься. Если бы еще кляп в рот вставить, то можно будет даже на люди выходить, не боясь за их безопасность.
– С тобой так точно нельзя никуда выходить, несчастные представительницы женского пола слишком часто попадают под твой рентген, – фыркнула я в ответ. – И вообще, что это еще за скрытая тяга к БДСМ?
– На месте человека, у которого на полке для белья спрятаны наручники, я бы не задавал таких вопросов.
– Ты копался в моем белье?! – взвизгнула я, пытаясь замахнуться для удара, но гирлянда все еще не позволяла мне освободиться, из-за чего я напоминала разгневанного цыпленка.
– Не уходи от темы, Изабелл Винтер, – с улыбкой наблюдая за моими ритуальными танцами, произнес архангел.
– Мой бывший был полицейским, наверное, забыл забрать их с другими вещами.
– Твой бывший был банкиром и даже не жил здесь. Врать нехорошо, – шепотом протянул Габриэль, подойдя ко мне вплотную. Его губы… Черт возьми, они слишком близко! Вечно смеющиеся глаза, едва заметная ухмылка – по всему этому я так скоро буду скучать. Кажется, будто всего лишь час назад я облила его кофе, а он помог собрать бумаги в лифте. Час назад мы играли в снежки в парке, выбирали котенка и валялись на земле, разглядывая небо. Час назад объедались шоколадом и танцевали танго на глазах у всего Парижа, катались на лошадях и даже готовили ужин. Всего лишь час назад…
– Изабелл? – встряхнув меня за плечи, взволнованно протянул Гейб.
– Что? – рассеянно отозвалась я, будто выныривая на поверхность реальности. Воспоминания в прямом смысле захлестнули меня с головой.
– Ты будто и не здесь. Все нормально?
Я люблю тебя, как дура, а ты только дразнишь и все грозишься убежать и больше никогда не вернуться. Конечно, все не нормально, все совсем не нормально!
– Да, все отлично, – давай, идиотка, ври дальше. По сценарию он резко поменяет тему, и весь день вы даже не коснетесь друг друга, потому что жутко неловко. Первоклассники, ей-богу.