В голове сонными рыбами плавали мысли о всяком, но акулой среди них было раздутое размышление: что-то пошло не так, и не в том смысле, что их с Аполлонским внезапно выкинуло непонятно куда, это даже интересно, азарт лишним не бывает, а в том, что с ним, профессором, происходило не то – сегодня он сорвался на Федора Семеныча и еле-еле держал себя в руках до сна, пока окончательно не отпустило. Мысли крутились сами собой – в такие моменты они кристально чистые, как вода в горном источнике, – и Грецион понимал, что маленький механизм внутри лопнул, и по всему телу ползет ниоткуда взявшаяся ржавчина, ужасная коррозия, которая сегодня вырвалась наружу едкими парами, хотя Грецион всегда пытался не показывать самые сокровенные, терзающие эмоции на людях….
…в бодрствующее сознание профессор пришел, только когда уселся по-турецки и посмотрел на небо.
А оно было… бесконечным.
Цветные лоскутки мерцали и переливались, как разлитые на воде пятна бензина, и в их магическом неторопливом вальсе бултыхались звезды, которые казались какими-то чересчур близкими, рельефными – они напоминали колючих морских ежей, сменивших океанскую глубину на космические просторы. Среди огоньков крутились планеты, видные, как на ладони – будто небо было и не небом вовсе, а иллюминатором прямиком в космос, правда, декорированным цветным витражом, как в старом готическом храме. Планеты неспешно покачивались в такт этого небесного боулинга, кокетливо крутя своими поясами астероидов.
Северное сияние по сравнение с таким – просто пшик.
Грецион перевел взгляд на город, росший из храма. Там, внизу, отчетливо виднелся уже осевший и задремавший фиолетовый туман, да и на небольшом возвышении его тоже хватало – хватало настолько, что он теребил бороду профессора.
Придя в себя и насладившись местными красотам, Психовский решил прогуляться по спящему городу – ну а что, все равно делать было нечего.
Такие решения, как известно, редко приводят к чему-то позитивному. Но Раки, как тоже известно, любят ломать логику – и не стоит спешить бросать обвинения в зодиакальном мракобесии.
Грецион миновал сонные домишки, пристройки и башенки, местами светившиеся от голубоватых грибов, и вскоре добрался до центрального храма – профессор решил еще раз полюбоваться на змей и, раз уж на то пошло, на пернатого змия. Уж слишком все это напрягало Грециона, но картинка как-то до конца не складывалась в голове – осколков этой древней мозаики словно бы с вавилонских Ворот Иштар15 не хватало, чтобы сделать вывод, а как только общий узор начинал собираться, тошнота и головные боли с хрустом рушили его, вновь раскалывая на бессвязные куски. Хотя некий общий вывод напрашивался, и, если верить ощущениям – а Грецион в этом оттиске им ой как доверял, – то не самый приятный.
Профессор вошел в храм, на ночь тоже уснувший – шаги аккуратным, непроснувшимся эхом отразились от древних стен. Даже лунный свет здесь дремал.
– Пернатый змий, пернатый змий… и какого черта тут делает Кецалькоатль16? – пробубнил Психовский, шагая вглубь храма и все отчетливей ощущая запах забродивших ягод.
Но дойти до пернатого змия ему было не суждено.
В девственной тишине профессор услышал голоса – и это было не то религиозное бормотание, что звучало его в голове и усиливалось с каждым шагом. Это были звуки иного рода.
Грецион, по привычке, решил проверить – а что это за тусовка, и без него?
Юркнув в сторону голосов, профессор увидел в древнем белом камне лестницу – местами уже осыпавшуюся, – ведущую вниз. Внизу, кстати, мерцал свет от свечей, лампад и здешних «грибных» фонарей.
Аккуратно спустившись – против всех законов жанра, очень даже бесшумно, – Психовский сделал еще несколько шагов, пока голоса не стали слишком громкими, и притаился, выглядывая из-за искореженного могучими корнями обломка стены.
Грецион чуть было не присвистнул – но вовремя вспомнил, что ему надо молчать.
Потому что в центре небольшого зала, двери в который, по-видимому, обычно были заперты, стояла металлическая клетка – а внутри дергался, как разозлившийся кот, Вавилонский Дракон. Теперь у профессора не было сомнений, что он видит именно это существо – и мысли об определенного рода таблетках сошли на нет, тут же уступив место паре-другой пилюль от головной боли.
Внутри все снова затрещало, да с такой силой, что мир даже поплыл, и древние своды потекли плавленым сыром, превратившись в шаткие ятаганы – Психовский оперся рукой о стену, чтобы облегчить головокружение.
15
Ритуальные ворота древнего Вавилона в честь богини Иштар, украшенные цветными изображениями фантастических (и не очень) животных.
16
Верховное божество преимущественно ацтеков и майя с телом змеи и крыльями цветастой птицы.